одну из боковых стен.
Прямо к окну тянутся ветви деревьев. Не поймешь, где кончается небо и начинается огромная белая комната. Здесь так просторно, что у Луки перехватывает дыхание – так много места. Как это возможно – жить в городе и иметь столько свободного пространства? Ей хочется побежать по этому залу и закружиться по полу, ей хочется вскочить на кровать и попрыгать там, хочется танцевать между инструментами, но что-то ее останавливает. Так или иначе, но у нее такое ощущение, будто она вторглась на территорию чужой частной жизни. Она плюхается на другой диван. Каждый из них положил ноги на подлокотник своего дивана, так что ступнями они почти соприкасаются. На ногах у Гарда хлопчатобумажные носки, один синий, другой коричневый. Оба носка дырявые. На Луке черные шерстяные носки.
– Ты давно переехала в город? – спрашивает Гард.
– А что, у меня на лбу написано, что я не отсюда?
Гард пожимает плечами.
– Перебралась этой осенью.
– А зачем?
– Ради художественной школы.
– А живопись тебе зачем?
Она задумывается.
– Потому что я хочу научиться видеть. Видеть то, что передо мной на самом деле. Когда я переношу что-то на холст, это помогает мне сфокусироваться на главном. Если взять от всего одинаково понемножку, то не увидишь главного. А вот если взять часть, то, что действительно важно, ее будет лучше видно. Ты понимаешь, о чем я?
– Я должен подумать. – Гард кладет подушку под голову. – И нравится тебе в этой школе?
Он кидает Луке плед. Лука отковыривает этикетку от пивной бутылки. Пожимает плечами.
– Все относительно. Мне нужно позаниматься там, чтобы освоить технику. Если я хочу научиться все делать как следует.
– Что делать как следует?
– Научиться выражать картинами то, что я хочу. Показать, как плохо мы обращаемся с миром, в котором живем.
– Ты это о защите окружающей среды, что ли?
– Да. И о войне и мире, и о политике тоже.
Она усмехается.
– Эй… – Он толкает ее ногой. Чувствует себя глупо. Не знает, какими словами говорить о… вот таких вещах. – У тебя такие высокие цели?
– Само собой. Разве стоит иметь еще какие-нибудь?
– Мои цели не особенно высоки. Лишь бы была возможность играть на ударных, и этого мне достаточно. Ну, диск записать было бы не хило. Но над этим больше Горшок потеет.
– Горшок?
– Наш вокалист. Он из кожи вон лезет, чтобы поддерживать в нас боевой дух и всех сплачивать. Нас тут последнее время несколько раз приглашали поиграть за деньги.
Гард тянется к потрепанной фотографии, приклеенной скотчем к торцу переполненной книжной полки. Отдирает фото от полки и усаживается рядом с Лукой. Показывает пальцем на двух мальчишек во втором ряду. На вид им лет по семь-восемь. Они стоят, тесно прижавшись друг к другу.
– Вы вместе ходили в школу?
– Да еще в детский сад. Мы друг друга знаем всю жизнь. Поняла теперь, откуда у него кличка?
Горшок.