section>
Глава 1. Корни
На улице Глухой в доме номер шесть жил маленький мальчик по имени Ваня.
Худенький, с белой головкой и большими голубыми, скверкающими как два крохотных фонарика глазами, он был не очень общителен, обладая при этом красивой речью и умением убедительно говорить, которое часто проявлялось у него при каком – нибудь очередном проступке. Обычно тот состоял в излишней любознательности, или попыткам подражать манерам телевизионных актёров. Отец, человек весьма уважаемый в своём кругу, не переносил ничего подобного, из – за того что это полностью было не по правилам и этикету, что его, как человека аккуратного и светского, ужасно бесило…
Семья Гордовых была небольшой —
главный – Дмитрий Никифорович Гордов, крупный оптовый торговец пищевой продукцией и владелец строймагазина,, Бетон «», его жена – Дарья Ивановна, и их,, взбалмошный сын «» – Иван.
Являясь средним предпринимателем, старший Гордов обладал одним свойством, как будто специально созданным в нём для успеха в фабрикантских кругах. Не злой и не добрый, он был полностью таким, каким быть требовало его общество. Мать Вани – дородная женщина с добрым нравом, очень любила свою семью и заботилась о каждом её члене в силу своих возможностей. Но уважение, испытываемое ею к полезной деловитости мужа, не позволяла этой прекрасной сердцем хранительнице домашнего очага вмешиваться в дела воспитания сына.
Маленький Ваня вначале рос в спокойствии и холе. Благополучно протекли первые шесть лет его жизни. Но когда ему исполнилось семь, глава семейства решил, что пора сделать из беспечного мальчишки достойного наследника выдающегося рода Гордовых.
Его, ещё неокрепшего, начали представлять друзьям и хорошим знакомым, что – бы они могли понять, какой умный и изысканный растет у Дмитрия Никифорыча ребенок —весь в своего отца!
В первый раз ребенку очень понравилось, что при приходе гостей, его, предварительно запихнутого в пиджачок и полуудушенного строгим галстучком, провели в самую таинственную комнату —
гостинную, быть в которой Ване до этого вообще настрого запрещалось.
Вся обстановка её: позолоченная мебель, обои цвета мрамора, роскошная люстра о ста свечах, которая, будучи зажженной, напоминала астероид, готовый в любую секунду уничтожить и комнату, и весь дом с его обитателями – все, по мнению хозяина, говорило о его хорошем вкусе. Ей старались как можно меньше пользоваться, и не до чего не докасаться, чтоб не оставить, не дай бог, пятнышка. Поэтому, чета Гордовых никогда не переставала хвалиться этой комнатой. Остальные же помещения дома (их не показывали) были как у всех, в некоторых случаях – даже проще.
Гости, обрадованные уже одному тому, что находились в доме такого крупного торговца, как Дмитрий Никифорыч, при появлении пред их взором единственного его чада, расплывались в радостной улыбке, становясь самыми участливыми и дружелюбными гостями, какие только могут быть в этом мире. Естественно, своими ласками они вызывали ответное проявление бурных чувств по отношению к неравнодушным посетителям. Он хватал их за колени, баловался, бегал вокруг гостей, подобный маленькому смерчу, заливаясь при этом ярким, звонким смехом на весь дом. Разумеется, поведение сына не нравилось степенному Дмитрию Никифоровичу.
Такие вечера часто заканчивались печально для маленького наследника.
После двадцати – тридцати углов и полусотни подзатыльников, Ваня понял, что между ними и радостными улыбками при дружелюбных дядях и тетях за столом в гостинной есть нечто общее. Поведение его изменилось; он приспособился.
Теперь мальчик с серьезно – каменным лицом смотрел на каждого, кого принимал у себя отец. Бледный, аккуратненький, с блистящими глазами, он походил всей своей внешностью на маленькую статую, научившуюся ходить и есть.
Позднее, через года полтора, этот ребенок стал ещё более замкнутым и тихим, чем раньше. До этого он часто любил повторять движения героев с экрана телевизора, вторя своим тоненьким голоском их напыщенным речам.
Но, заметив, что после каждой подобной проделки над ним неизменно всегда нависает тяжелая отцовская длань, – Ваня перестал это делать.
Только иногда, в те случаи, когда заветный ящик стоял включенным без присмотра, он подбегал к нему, и, полностью наслаждаясь подражанием, начинал пытаться выделывать трюки и выверты всех актёров, каких только видел – от Скалы до Миронова. При этом веселье, он, однако, успевал с необычайной сноровкой прятаться, когда в соседних комнатах слышались чьи – то шаги. Если же, этого ему не удавалось, то следовало неизменное наказание за этот,, страшный проступок «».
Это были последние всполохи света в жизни Вани: подобно тому, как после сумерек начинается ночь, так и все игры и шалости малыша канули в реку забвения.
Когда прекратились веселые игры, крики и шум – все то, что составляло юную жизнь Вани – это перешло внутрь его, стало как – бы достояние одного его сознания. Снаружи он был холоден и мёртв, но внутри билось горячее сердце.
И вот