али, жгли, насиловали мирное население. Они старались погубить как можно больше людей противника. Они разоряли деревни, сёла, посёлки, станицы, городки и города. Они воевали друг против друга. На юге России противостояли Врангель и Махно, Добровольческая армия и Красная армия. В Сибири ещё гонялись друг за другом Колчак, Каппель, Семёнов с одной стороны, партизанские отряды и отряды Красной армии с другой. Где-то в Сибирской тайге прятался от всех Щетинкин со своим отрядом.
Эх, Сибирь! Ширь то какая! Куда ни кинь взгляд – кругом тайга. Особенно это видно с сопок и возвышенностей. Тайга может накормить и напоить. В ней много зверей, птиц, грибов, рыбы, орехов и ягод. Есть где укрыться простому человеку. Об этом и пойдёт речь в этой книге.
Часть первая
Глава первая
– Дарья Степановна, подай мне топорище и двуручную пилу, – крикнул Иван Фёдорович жене.
Дарья поднесла инструменты поставила рядом с Иваном, и обращаясь к нему мягким голосом произнесла:
– Я поставила их рядом с тобой.
Он подал Анне всё что она просила, взял деньги за товар и глядя как она уходит, обратился к жене:
– Ты не много побудь здесь, а я пойду перекурю на улице.
Не дожидаясь ответа, лавочник вышел, сел на скамейку и прикурил самокрутку. Папиросы для него были слабыми, и он курил самосад. Иван курил, и затягиваясь дымом, смотрел в даль – на Ангару.
Иван Фёдорович Шапкин держал Лавку. Раз в месяц, он с сыном Стёпкой, ездил за товаром в Енисейск. Он был женат на Дарье Степановне, которая родила ему сыновей Демьяна и Степана и дочь Анну, которая была самая младшая. У Шапкина было большое хозяйство. Он держал скотину, сеял пшеницу, кукурузу, сажал картошку, морковь и свеклу, выращивал тыкву, кабачки и разную всячину. Весной до осени, к нему нанимались сезонные рабочие. В первый год, когда он всё это затеял, выдал деньги за проделанную работу в конце дня, и сильно пожалел об этом. На работу из нанятых никто не вышел – все перепились самогоном. С этого момента Иван стал делать «по уму» – платил только в конце всей работы, когда нанятые были больше ему не нужны. Сезонные рабочие были из числа поселковой голытьбы. Все заработанные деньги они пропивали. У них не было «ни кола ни двора». Двор, конечно-же был, но во дворе ничего не было. Так и шло всё своим чередом до 1918 года. В прошлом году появились смутьяны, которые хотят всё взять и поделить. К ним присоединились сезонные рабочие, которых он нанимал. От них он и узнал про Советскую власть. Ещё Иван узнал, что он должен с ними делиться своими запасами, скотом, а его Лавку вообще национализируют, то есть отберут и сделают общей. С какой стати он, Иван Фёдорович Шапкин, должен делиться с теми, кто всё пропивает? Почему те, кто ничего не имел, стали называть себя «новой» властью? К «новой» власти относили себя дезертиры, пьяницы, лодыри и другие проходимцы. Колчаковский разъезд кого повесил, кого расстрелял, кого высек розгами и пообещал ему, что «красные» больше не придут. Вечером колчаковцы пили самогон, а ночью разбойничали, грабили и насиловали женщин. Не угодных тут же стреляли и жгли их избы. Так какая нужна власть? Не дай Бог к власти придут «красные», и Иван Фёдорович станет нищим. А чем лучше «белые»? Палка о двух концах. Безвыходное положение. Тупик.
Была у Шапкина и своя боль. Старший сын Демьян, погиб на фронте. В 1914 году Российская Империя вступила в войну против немцев. В пятнадцатом призвали Демьяна в действующую армию, а в шестнадцатом его убило. Отец еле сдерживал слёзы, а мать плакала не умолкая, когда узнала о смерти старшего сына. До сих пор боль от утраты бередила душу Ивана.
Иван Фёдорович не заметил, что самокрутка была скурена вся, и только когда она стала обжигать его пальцы, он бросил её на землю. Иван сидел на лавке и смотрел на Ангару. Она несла свои воды к Енисею. Он смотрел на пожелтевшие острова и думал, как жить дальше. Стояла середина сентября 1919 года.
Глава вторая
На днях, опять, сменилась власть. Пришли несколько десятков человек из отряда Щетинкина.
– Ну что, Иван Фёдорович? Будем делить твоё добро? Или, как? – спросил Петро, хитро улыбаясь, у хозяина Лавки.
– Вы ещё не пришли к власти. Вот когда придёте, тогда и ты Петро заходи, – то же с улыбкой, отпарировал Иван, глядя на него.
Петро был из не богатой семьи. В юности увлёкся идеями Маркса и Энгельса. Сидел за свои взгляды в тюрьме. После революции примкнул к «красным», а когда им стало не сладко от чешских эшелонов, ушёл в тайгу к партизанам Щетинкина.
– Помнится, ты был скромнее. Когда работал на меня, молчаливым был. Слова не вытянешь, – с издёвкой, сверля глазами Петра, продолжал Шапкин – Ты ничего не имел, а сейчас хочешь чужое поделить. У тебя в хозяйстве была одна-единственная задрипанная лошадёнка, а туда же суёшься.
– У тебя хорошее хозяйство, есть что взять, – проглотил обиду Пётр – Я работал у тебя, ты никогда не обманывал с деньгами, и это единственное, что меня сдерживает застрелить тебя прямо сейчас. А к власти мы всё равно придём, попомни мои слова, но тогда держись Иван Фёдорович, не посмотрю, что ты с одного посёлка со мной, повешу на