11 ч. 05 мин.
Ольга пересекла улицу и, покачивая футляром – почти шесть кило, между прочим, вошла в подъезд дома, стоящего чуть наискосок от кафе. К сожалению, она не знала и не могла знать, что там за крыша у этого старого пятиэтажного дома, но по первому впечатлению высота и расположение здания гарантировали достаточно хороший обзор на небольшой дальности.
Войдя в фойе, она сразу же направилась к стеклянной выгородке, где при ее появлении ворохнулась тень.
– Madame, – тут же заговорила Ольга, стремительно приближаясь к консьержке, выглянувшей в свое оконце. – Avez‑vous une chambre a louer? A quel prix, s'il vousplaot? Ya‑t‑il de I'eau courante? Et du chauffage central? Oui? C'est chic. Merci bien, madame![7]
Она тараторила без перерыва, стараясь не дать вставить в свой бред хотя бы одно чужое слово. Консьержка – немолодая болезненного вида женщина – была совершенно ошеломлена, и единственное, что могла сделать и делала, – это лупать маленькими глазками. А Ольга все говорила и говорила, одновременно делая то, что ей нужно. Она положила свой тяжелый футляр на деревянную полку под оконцем консьержки, сразу же достала из кармана носовой платок и фляжку, в такой обычно держат коньяк или водку. Отвинтив колпачок, щедро плеснула из фляги на платок и потребовала тоном, не предусматривающим отказа:
– Вот, мадам! Понюхайте!
И консьержка купилась на этот детский трюк, выполненный, впрочем, весьма художественно. Она потянулась вперед – к платку, и все, что оставалось сделать Ольге, это, отставив флягу в сторону, прихватить женщину за затылок, а левой рукой прижать мокрый платок к ее лицу.
Раз, два, три… Ну что ж, Олег оказался прав: хлороформ действовал именно так, как и предполагалось – он усыплял.
13.02.36 г. 11 ч. 06 мин.
Честно говоря, Олег не любил импровизировать, хотя, как назло, делать это ему приходилось часто и получалось – чего уж там – совсем неплохо. Однако любить – не любил. И суеты со спешкой не терпел, предпочитая размеренную и упорядоченную жизнь и деятельность. И склонность эта к порядку, плану и неторопливому воплощению в жизнь поставленных перед собой целей – отнюдь не была благоприобретенной. Недаром же, даже в те времена, когда судьба вкупе с молодой женой занесла в Питсбург, и общаясь с окружающими если не по-английски, то уж верно по-испански, случавшиеся время от времени форс-мажоры Ицкович называл исключительно по-русски: «срачкой-горячкой». И не только про себя, но и вслух к вящей радости Грейси: ей ужасно нравились – чисто «музыкально», «по напеву» – русские пословицы и поговорки.
Однако сегодня, по сути, и выбора не оставалось: или импровизируй, или… или нет. Ну не знал никто, когда, где и как произойдет эта встреча. Про пятнадцатое число помнили трое. Оля, Витя и сам Олег. Даже название гостиницы было известно – его откопала в своей бездонной памяти «кузина Кисси». А вот тринадцатое… Что встреча с Ферваком состоялась именно тринадцатого, написал в своих воспоминаниях сам Рене Рур. Он написал, а Ольга прочла и не забыла. Но в каком часу и где именно, этого знать было не дано – Фервак написал просто