часа не возьмёт. Зачем музею деньги терять? Сезон короткий.
Колесников вышел на улицу: солнце уже пекло изо всех сил, Воевода поил Джека, наливая воду из бутылки в ладонь.
– На сегодня отбой, – бросил в их сторону Колесников, направляясь к машине, – Чёрт знает, что такое!
Глава 3
#умные_мысли_Умы
Хозяина у меня нет, а друзей хватает. Живу я на кинологической станции.
Вернее, хозяин был, но куда-то делся. Теперь вроде как Топчеев – мой хозяин. Но это не точно.
Овчарки здесь вообще народ дружный, но шумный. Самая главная у нас – мама Крона: старая овчарка, но очень заслуженная. У неё свой отдельный вольер. Её все знают. Если мама Крона на улице не лежит, а ушла в будку – значит, комиссия какая-то приедет или товарищ генерал с проверкой. Не любит мама Крона суету. А остальные пользуются: как увидят, что мама Крона в конуру спряталась, сразу начинают готовиться. Бабаев курит постоянно, Топчеев затянет песню «Летят утки и два гуся», а курсанты от волнения начинают вольеры по второму разу чистить.
Больше всего я общаюсь с Ричардом, хотя подружились мы с ним не сразу. Кроме меня и Топчеева, с ним вообще никто не дружит – боятся. «Страшная морда», – говорят. А он не страшный, ну просто обычный ротвейлер. В «Городе фей» испанские мастифы и то больше были.
Ещё говорят, что Ричард злобный очень. Да нет, просто он сюсюканья не переносит. Ещё он селёдку любит и рыбью требуху. А я не люблю. Я сыр люблю, но Топчеев не разрешает мне его есть – жирный, говорит. А кто не жирный? Да я вообще стройная. Я могу даже наперегонки с Ричардом бегать.
Селёдку и рыбью требуху Топчеев только нам с Ричардом приносит, больше никому. Я не ем, всё Ричарду достаётся, а он и рад. Мне кажется, Топчеев нас больше всех на станции любит, хотя сам не признаётся, говорит, что просто работаем вместе.
Ричард поначалу смеялся надо мной.
– Лапы, – говорит, – у тебя короткие.
А я ему:
– Лапы, может, и короткие, зато извилины длинные. И вообще с лапами – это специально такая задумка была. Мои предки в девятнадцатом веке ночевали под лавкой, и им там было легче помещаться с короткими лапами.
Он не верил, пока я диплом по защитно-караульной службе первая не получила. Ему потом тоже дали, но мне-то раньше.
Про меня говорят: тоже овчарка. Что значит «тоже»? Я же лучше. Ну, во-первых, добрее. Я ни на кого не лаю просто так – воспитание не позволяет. Всё-таки Галя меня воспитывала, потом Топчеев переучивал. Да и что этот лай даст, кроме тугоухости? Надо сначала разведать: кто, что, зачем. Принять меры. А то знаю таких: сами гав-гав, а как до дела доходит – прячутся с поджатым хвостом. А мне что поджимать? У меня хвостик как у кролика. Поэтому мне – только вперёд. А полаять иногда тоже хочется, что уж тут греха таить, особенно в охране. Зазевается кто-нибудь вечером у дельфинария – так и хочется ему «рыкнуть». Но воспитание, воспитание… Нечего себя выдавать.
Небольшие собаки тоже бывают очень смелыми. Топчеев однажды фокстерьера обучил на