по 2-й Пролетарской, – сказала мне Ирина Дмитриевна, – может быть, найдется еще кто-нибудь из стариков с памятью. Я в субботу с сыном похожу там.
Год назад я категорически запретил своим сотрудникам ходить по частному сектору города в одиночку, после того, как один пьянчуга пытался натравить на Наталью Владимировну Шорину свою собаку. Хорошо еще, что собака отказалась натравливаться, а то Наталье, она разносила повестки (тогда эта обязанность возлагалась на весь личный состав военкомата) призывникам, пришлось бы худо. Через некоторое время я решил, что какая-нибудь вражина вполне может спустить собаку с цепи и на двух сотрудников, поэтому мы в скором времени купили на отделение перцовый баллончик. Я думал, учитывая время (90-е годы!), что народ без него теперь и шагу не сделает, но увидев, что они упаковали баллончик в десять пакетов, как атомную бомбу и закопали его в гардеробной нише, понял, что люди этот баллончик боятся больше, чем собак и пьяниц.
Я сказал Ирине Дмитриевне, что не возражаю и пошел к комиссару. Полковник Марчак был загружен вопросами призыва, поскольку наступил июнь месяц и отправки призывников на военную службу были практически ежедневными. На другие раздражители он реагировал с трудом, но про Мальгина вспомнил. Я рассказал ему свежие новости про розыск родственников и признался, что не вижу просвета в этом деле.
– Завтра я дежурю, попробую позвонить в военкомат Троицка, если найду телефон, – завершил я свой рассказ, включив в него некоторую надежду на положительный результат.
– Позвони, – согласился Анатолий Петрович. – Запрос запросом, а звонок… это такая мобилизующая сила, что Троицк забьет на призыв и прочую дребедень и побежит искать твою Мальгину.
Я посмотрел на него и невесело хмыкнул.
– Ты по Тейкову все отработал? – спросил военком.
– Вроде все, – я задумался.
– Да нет, полагаю, что не все, – сказал военком. – Куда дочь у вас подевалась? Ей сколько было лет на начало войны?
– Этого мы не знаем, но раз указано, что извещение о пропавшем без вести вручено ей, значит не менее 18 лет.
– Правильно. А теперь подумай, почему она не поехала в Троицк?
– Она могла поехать, а потом вернуться, – для порядка возразил я, хотя в душе был согласен с комиссаром.
– Неважно. Я думаю, что не уезжала, но неважно, – сказал военком. – В 46-м году она была в Тейкове, мать в Троицке, почему?
– Если не уезжала, то возможно вышла здесь замуж и осталась с мужем, – предположил я.
– Это первая причина, – сказал военком, – а вторая, она могла здесь учиться в учебном заведении и не захотела прерывать учебу.
Про такой вариант мы не думали.
– Да, могла, – согласился я.
– Вот и проверь по учебным заведениям города, – предложил военком, – уточни в архиве, какие в городе были в войну и поройтесь там. Начни с 24-го профлицея, они с 30-го года работают, в войну,