двадцать минут мы вышли из Инсмута. Когда мы покинули город, Мануксет-уэй закончился и превратился в узкую грязную тропинку, частично покрытую снегом и льдом, на котором мы поскальзывались и катились в темноту.
Луна еще не взошла, но звезды уже начали появляться. Их было очень много. Они высыпали на ночное небо, как алмазная пыль. С берега было видно огромное их множество – гораздо больше, чем из города.
На вершине скалы у костра ждали двое – один большой и толстый, другой поменьше. Бармен отошел от меня и встал рядом с ними, лицом ко мне.
– Вот, – сказал он, – жертвенный волк.
Странно, но теперь его голос показался мне знакомым.
Я ничего не ответил. Костер пылал зеленым пламенем, озаряя троицу снизу, – словно классическое зловещее освещение.
– Знаете, почему я привел вас сюда? – Спросил бармен, и только тогда я понял, откуда мне знаком его голос – это был тот самый человек, который пытался продать мне алюминиевую обшивку.
– Чтобы остановить конец света?
В ответ он рассмеялся.
Второй оказался тем самым толстяком, которого я обнаружил спящим в кресле своего кабинета.
– Ну, если вы в это верите… – пробормотал он таким низким голосом, что от него могли бы всколыхнуться стены. Его глаза были закрыты, и он быстро уснул.
Третья фигура была укутана в темный шелк; от нее пахло маслом пачули. Она держала нож, но ничего не говорила.
– Этой ночью, – произнес бармен, – луна становится луной Глубоководных. Этой ночью звезды складываются в очертания темных, прошлых времен. Если мы призовем их сегодня – они придут. Если мы принесем достойную жертву, наши мольбы будут услышаны.
С другой стороны бухты показалась луна – огромная, ярко-желтая и тяжелая. В унисон с ней с океана донеслось кваканье.
Лунный свет, падающий на снег и лед, не сравнится с дневным, но спасибо и на этом. При луне мое зрение становилось острее – в холодных водах я увидел людей, которые, словно лягушки, выплывали на поверхность и снова ныряли обратно в медленном водном танце. Мужчины и женщины – все как лягушки. Среди них мне даже привиделась моя хозяйка – она будто извивалась и квакала в бухте вместе с остальными.
Но уже очень скоро все переменилось. Я все еще был измотан после ночи, но в свете этой янтарно-желтой луны чувствовал себя странно.
– Бедный ликантроп, – до меня донесся шепот фигуры в шелках, – все его мечты привели к этому – к смерти в одиночестве на далекой скале.
Если захочу – буду мечтать снова. А смерть – это мой личный выбор.
Я не уверен, действительно ли произнес это вслух.
Мои чувства обострились в свете луны – я слышал не только рев океана, но и каждый подъем, и спуск волны, всплески людей-лягушек, шепот утопленников в бухте, скрип зеленых обломков на дне океана.
Обоняние тоже обострилось. Мужчина, предлагавший мне алюминиевую обшивку, был человеком, а в жилах толстяка текла иная кровь.
А фигура в шелках…
Запах ее духов я почувствовал еще до превращения. Теперь же я учуял что-то еще, не такое пьянящее, – запах разложения, гниющего мяса, гниющей плоти.
Шелковая ткань развевалась.