год.
– Тише, тише, Исабелита, тише, тише, Исабель,
я ведь муж твой долгожданный, ты любимая моя.
Все за столом зааплодировали, и Лус Элена под внимательным взглядом Фаусто села.
– Обожаю этот народный романс, – сказал дон Эмилио. – Он притворяется другим мужчиной, чтобы испытать любовь своей жены. Прекрасно, верно?
– Прекрасные стихи, – тихо заметила Лус Элена, – только, по-моему, так с женами поступать нельзя.
Несколько месяцев спустя они объявили о помолвке, а еще через пару месяцев назначили дату свадьбы – как будто имели некую неблаговидную срочную необходимость. Оба не хотели пышной церемонии с кучей незнакомых людей и фотографами из газет, так что Лус Элена выбрала церковь Святого Сердца, обладавшую неочевидным преимуществом: в Медельине было две церкви с таким названием. Одна – в хорошем районе с чистыми улицами, где жили обеспеченные горожане, и любопытствующие посчитали, что свадьба состоится именно там, в то время как парочка конспираторов решила обвенчаться в другой, более темной и скромной, в самом неприглядном квартале. Когда Фаусто расписался под свидетельством, Лус Элена посмотрела на него язвительно и сказала:
– Наконец-то! Чего только не сделаешь ради автографа.
Был декабрь 1947-го. Следующие два года, пока Колумбия захлебывалась в крови враждующих партий, молодожены путешествовали по Латинской Америке с концертами. Эти гастроли стали медовым месяцем, который иначе они не могли бы себе позволить. Новости из Колумбии шли долго и доходили не все, но Фаусто навсегда запомнил, где его застало известие об убийстве Гайтана. Девятого апреля 1948 года он был в Кито и только что прочел со сцены стихотворение Лорки. Сообщалось, что Хуан Роа Сьерра, молодой розенкрейцер, безработный, параноик, подстерег Хорхе Элиесера Гайтана у выхода из конторы на углу Седьмой карреры и проспекта Хименеса и выстрелил в него три раза в упор. Эти выстрелы не только лишили жизни будущего президента Колумбии, но и дали старт войне, очень скоро поглотившей страну. Фаусто сказал Лус Элене:
– Дядя знал, что это случится.
Фаусто не видел, как в Боготе бушевали народные протесты, как на крышах Седьмой карреры стояли снайперы, как с террасы школы Сан-Бартоломе отстреливались священники, как мародеры били витрины и уносили лампы, холодильники и кассовые аппараты, как напротив собора горели перевернутые трамваи, как в арочных галереях у домов скопились за следующие три дня тысячи трупов, а близкие даже не могли выйти на улицу, чтобы опознать своих. Центр Боготы был разрушен, и только ливень погасил пожар, успевший пожрать целые здания. Языки этого пожара словно воспламенили остальную страну, запалили фитиль насилия. Пока Фаусто и Лус Элена путешествовали по Перу и Боливии, подчинявшиеся консерваторам полицейские ворвались в имение «Цейлон» в Валье-дель-Каука и убили сто пятьдесят человек, причем большинство сожгли. Пока Фаусто и Лус Элена путешествовали по Чили и Аргентине, двадцать два человека, слушавших политическую лекцию в Либеральном