свинченные значки были компенсированы, счет практически опустел. Когда Лус Элена узнала об этом происшествии, то так разволновалась, что однажды после школы отвела Серхио на встречу с психологом.
В те времена мало кто так поступал, но Лус Элена понимала, что сыну нужна помощь, а они с мужем не в состоянии ее обеспечить. Так что трижды в неделю Серхио усаживался в удобное кресло перед женщиной в очках с толстой оправой, юбке из шотландки и туфлях на каблуках и рассказывал про разнесенные камнями окна, сигареты и краденые зрачки. На очередной сессии ему вручили коробку восковых мелков и лист бумаги. «Нарисуй мне птицу», – попросила психолог. Серхио интуитивно понял, что она ожидает увидеть воронов или стервятников, поэтому изобразил безобидных воробьев, голубей и ласточек и ушел домой раньше времени. Наконец-то он понял, кого психолог ему напоминает. «С ней разговаривать – все равно что со священником», – сказал он матери. И действительно: больше всего она была похожа на падре Федерико, который отвечал за катехизацию их класса пару лет назад, когда Серхио полагалось принять первое причастие. Им объявили, что они должны будут пройти некую «подготовку», ряд предварительных процедур перед церемонией, и прежде всего велели написать как можно более подробный список всех грехов, которые они успеют совершить к моменту исповеди. «Начиная с какого момента?» – поинтересовался Серхио. «С тех пор, как себя помнишь, сынок», – ответил священник. И предупредил: список должен быть исчерпывающий, включать самые страшные, но и самые мелкие грехи, потому что Бог вранья не любит.
– Знаешь, что случится, если скрыть грехи от Господа? – стращал его падре Федерико. – Облатка, как только ее поднесут к твоим губам, превратится в кровь. На глазах у всех. Хочешь ты этого?
Серхио к тому времени уже ощущал себя неисправимым грешником, обладателем бесконечного и постыдного списка ошибок, и теперь понял, что оказался в ловушке. Он воображал, как на воскресной мессе, одетый в нарядный костюмчик, дисциплинированно стоит в очереди к причастию, и вот падре Федерико кладет ему в рот облатку, а она становится жидкой, во рту появляется металлический вкус, и по уголку губ сбегает струйка крови. Одноклассники в ужасе, а падре Федерико страшно доволен: теперь все будут знать, что бывает, когда Господу врут. Серхио пришел домой и сказал:
– Я не буду.
– Чего не будешь? – не понял Фаусто.
– Не буду принимать первое причастие. Не хочу. Разве только заставят.
Но заставлять никто не стал, как и наказывать или ругать. Ему довольно смутно пояснили, почему он не обязан причащаться, – словно на самом деле говорили о чем-то другом. Отец высказался так: греческое слово атеист обозначает не того, кто не верит в бога, а того, кто был покинут богами. Может, нечто подобное как раз и произошло с Серхио? Мало-помалу Серхио согласился, что других причин не было: его бог, бог, которому