Боярин Орша. Михаил Лермонтов

сделал шаг назад,

      На дочь он кинул злобный взгляд,

      Глаза их встретились – и вмиг

      Мучительный, ужасный крик

      Раздался, пролетел – и стих.

      И тот, кто крик сей услыхал,

      Подумал, верно, иль сказал,

      Что дважды из груди одной

      Не вылетает звук такой.

      И тяжко на цветной ковер,

      Как труп бездушный с давних пор,

      Упало что-то. – И на зов

      Боярина толпа рабов,

      Во всем послушная орда,

      Шумя сбежалася тогда,

      И без усилий, без борьбы

      Схватили юношу рабы.

      Нем и недвижим он стоял,

      Покуда крепко обвивал

      Все члены, как змея, канат;

      В них проникал могильный хлад

      И сердце громко билось в нем

      Тоской, отчаяньем, стыдом.

      Когда ж безумца увели

      И шум шагов умолк вдали,

      И с ним остался лишь Сокол,

      Боярин к двери подошел;

      В последний раз в нее взглянул,

      Не вздрогнул, даже не вздохнул

      И трижды ключ перевернул

      В ее заржавленном замке…

      Но… ключ дрожал в его руке!

      Потом он отворил окно:

      Всё было на небе темно,

      А под окном меж диких скал

      Днепр беспокойный бушевал.

      И в волны ключ от двери той

      Он бросил сильною рукой,

      И тихо ключ тот роковой

      Был принят хладною рекой.

      Тогда, решив свою судьбу,

      Боярин верному рабу

      На волны молча указал,

      И тот поклоном отвечал…

      И через час уж в доме том

      Всё спало снова крепким сном,

      И только не спал в нем один

      Его угрюмый властелин.

      Глава II

      The rest thou dost already know,

      And all my sins, and half my woe,

      But talk no more of penitence…

Byron.[2]

      Народ кипит в монастыре;