Гламурный приговор. Александра Казакова

2010. И сентябрь 2024, когда вроде лето – а ранним вечером упираешься в ночь.

      «Остерегайтесь людей осени». Людей осени сейчас штампует массовая культура. Унылых называя умными, а циничных – познавшими жизнь. Эти дети – дети сентября, их листья желтеют от развивашек, которые не дадут полюбить школу, от экрана вместо игрушек, от детского гламура с его «купи-купи», от рейтингов в электронных дневниках. Октябрь – страх перед госэкзаменами, апатия от игр и соцсетей, вызревающее нежелание трудиться и создавать семью. Ноябрь – зрелый циник, взрослый источник негатива, пусть даже инфантильный, но лет тридцати и старше. Декабрь? А нет его у них. Нет праздников, не прибывает световой день. Ни тепла, ни урожая.

      Вот такая полярная бесснежная ночь внутри у тех, кто стреляет в людей. Кто и себя – у тех солнце уже не взойдёт, и над этим будут громко смеяться их часы, показывающие глухую полночь. Их радио скажет: «Сегодня солнце вообще не взошло», как в фильме про какую-нибудь климатическую катастрофу. А последний закат был когда-то в детстве. День был, когда строил домики из конструктора и мечтал стать строителем, когда хотел правильно решить задачу и старательно выводил палочки, когда помогал маме, когда радовался весне и пускал кораблики. После смерти чёрный покров уже не сдёрнуть, разбойник захотел и успел, Иуда – нет.

      Человек осени мог бы при жизни раскаяться, войти в зиму осознания, увидеть солнцестояние грехов – и вверх. Как день прибавляется: по минуте, сначала никому не заметно, но верно, с твёрдой решимостью. Маленькими шагами к весне. Под ненависть старого круга, которому свет слепит глаза. Старые привычки не любят длинные вечера, им запах весны противен как перебивающий затхлость. Как на горизонте что-то багровеет? «Так нельзя», – скажут они. И выдумают тысячу причин, почему не надо бросать пить и курить, бросать любовниц и любить жену, переставать делать аборты и запрещать себе фразу «решай сама». Но эта осень должна умереть. Падший мир не войдёт в будущий век после конца тьмы.

      Я получила нехилые огнестрельные ранения. Тогда говорили, что я могу остаться инвалидом. «А как же будущее»? – причитали в школе. Я тогда ещё пошутила: «Мама, у тебя теперь не будет проблем с парковкой»! А мама в ответ сказала, что так я застану пенсии, а к моей старости их отменят. Тогда ещё не говорили о повышении пенсионного возраста, люди и подумать не могли, жили прежним сознанием. Пенсия наступала стабильно в пятьдесят пять и шестьдесят, ещё помнили, как на неё торжественно провожали.