стену стали распахиваться одна за другой, словно стреляли, одиночными и очередями. Во двор выбегали солдаты лейб-гвардии гренадерского полка в парадной чёрной форме с золотыми пуговицами в два ряда, расходившихся к плечам, с киверами, подхватив наперевес мосинские винтовки образца 1891 года с четырёхгранными штыками. Я кинулся бежать и сразу почувствовал, как больно ударяются обнажённые ступни о твёрдый асфальт. Выскочив на улицу, обернул на себя взгляды прохожих. Женщины из бухгалтерии, весь отдел продаж, мои клиенты, дочь видели меня голым. Мой шеф смотрел на меня, злорадно улыбаясь.
«Бежать на стадион, там, среди обнажённых атлетов не буду выделяться». Сквозь толпу я бросился к дороге. Оттолкнул милиционера, который записывал в книжку, перепрыгнул по капоту к водителю, раскрыл дверь и выдернул его за руку на проезжую часть.
Сверху, как с крыши дома, видна милицейская машина, что мчится по пустому Олимпийскому проспекту, сверкая огнями. Рядом, по тротуарам вдоль проспекта, разрезая цветастую толпу, извиваются две чёрные змеи гренадёр. На повороте машину занесло, под свист шин она пошла боком, я вжал педаль газа, она рванулась вперёд и остановилась у распахнутых ворот стадиона.
Стало жгуче стыдно, что так много людей видели меня голым.
По шершавой дорожке стадиона я медленно пошёл в ряду между белыми линиями разметки. Неожиданно, прямо передо мной оказались моя жена и друг Рома. Обнажённые, они стояли боком ко мне. Она наклонилась телом вперёд, упёрлась ладонями в колени. Её плоские длинные груди свисали, потное лицо, с выражением похотливого блаженства было повёрнуто ко мне, волосы клубились растрёпанной причёской. Рома стоял за ней выпрямившись, огромный его орган входил и выходил из её тела. Мы встретились взглядами, он сказал: «Не обращай внимания. Это не должно повлиять на нашу дружбу. Мы же однокашники, друже». Жена громко закричала, он торопливо сказал: «Извини, брат, потом договорим», – и стал толкаться в неё сзади быстрее. Она кричала всё громче, громче, потом замолкла, увидела меня, и перебивая частое дыхание словами сказала: «А ты… так… никогда… не мог».
«Папа!», – на противоположной стороне футбольного поля мою дочь заталкивали в чёрную машину кавказцы. Между нами мелькали футболисты в бело-сине-красной (футболка-трусы-гетры) и красно-чёрной форме. Я побежал к ней через поле. Мимо бежал красно-чёрный игрок с мячом. Я прокатился по скользкой траве в подкате. Мои чёрные бутсы зажали мяч. Я прокинул его вперёд и побежал. Передо мной возник игрок. Я толкнул мяч вправо, в шаге впереди возник второй защитник, я пробросил влево, подставил спину, и меня столкнули в траву. По свистку я мгновенно отдал пас и помчался вперёд. Мяч в одно касание мне вернули на свободное пространство. Подхватив его, на пятнадцати метрах чуть оторвался от игроков, у угла штрафной замедлил бег, шагнул вправо, катнул мяч влево, на движение обойдя последнего защитника, пробил левой со всей силы. Пущенный по дуге