неуверенно переступил с ноги на ногу, а я понял, что ещё немного – и начну орать в голос на это синюшно-опухшее чучело.
–А ну проваливай отсюда, кому сказал! А то прокляну так, что из своего пруда век не вылезешь! – я уже понял, откуда гость пришёл: наследил он знатно.
Угроза подействовала: местный утопленник исчез, забрав с собой свою лужу, но я уже понял – о простом отдыхе можно забыть.
После завтрака я отправился в посёлок: все дороги и маршруты разбегались оттуда. И, пока я проходил соседнюю базу отдыха, утренний гость шёл следом за мной по берегу озера, прячась в камышах и не рискуя подойти ближе.
– Как тебя звать-то?
Я хмуро покосился в его сторону. При жизни это был молодой деревенский парень, лет двадцати-двадцати пяти, простоватый, беззлобный, любящий выпить и приударить за девками. Судя по всему, с выпивкой ему везло куда чаще, чем с женским полом.
– Василий я, – шмыгнул носом утопленник. – Утоп я тута.
А то я не понял.
– По пьяни, что ли?
Я прищурился, вспоминая, как недвусмысленно косился на стол в моём номере Васька. На столе стояли бутылки с местными наливками и настойками на травах и ягодах – деду в подарок, да и я сам кое-что попробовал с удовольствием. У нас таких не бывало.
– Ну-у… – смутился утопленник, пока передо мной разворачивалась картинка почти столетней трагедии: пьяный Васька на новеньком тракторе заснул за рулём и въехал в воду, почти сразу уйдя на дно: озёра здесь обрывистые, глубокие и холодные. Так сразу и в нормальном виде не выплывешь.
– Это я… мне бы выпить и бабу какую… – Васька капал слизью на камыши. И пока я ошеломлённо стоял, переваривая это заявление, утопленник решил меня добить:
– Ты добрый, я слышал. Навки про тебя хорошо говорили. Они же не русалки, им же всё равно с кем, они только со мной не хотят. А если ты попросишь, они мне дадут…
Тьфу ты, нечисть!
Я покосился в сторону леса. Навки уже ждали меня, но работать сутенёром я не собирался. И даже не потому, что лесные красотки предпочитали людей, а я был на них до сих пор сердит. Я не собирался выполнять пожелания каждого встречного утопленника.
– Ты себя-то видел? Чай, русалки и близко не подпускают? – я усмехнулся, решив, что не помешает поставить обнаглевшего Ваську на место.
– Дык, я это… – Утопленник удивлённо оглядел себя. Синий, опухший, в слизи и водорослях. Одежда клочками да обрывками. – Мне так, вроде, положено…
– Положено, ну и лежи себе, где лежал, а меня дела ждут.
Я развернулся и пошёл дальше. И без того хорош был: стою посреди дороги и с камышами вслух беседую. Ладно, хоть нет никого вокруг.
– Утоп я, – беспомощно развёл руками Васька.
Тоже мне, оправдание.
– И что? – я остановился и стал искать по карманам сигареты: тянуло меня порой, когда с духами общался. – Вон, на русалок погляди. Тоже утопленницы, а не чета тебе, хоть и хвосты рыбьи.
Упоминание о русалках исказило Васькину физиономию так, что и слепой бы понял: