Тень на волнах. Виктор Андреевич Коновалов

охватывает пламя. Красные подожгли паруса, превращая корабль в погребальный костёр. Его команда… то, что от неё осталось… болталась на реях, как тряпичные чучела. Варнер плыл. Холодно море, сжимало его тело, а волны били по лицу, словно пытаясь выбить из него последние остатки ярости. Алые паруса исчезли в темноте, оставив за собой лишь пену на воде. Он выжил. Выжил, чтобы увидеть, как его корабль – «Мгла» – разлетелся на щепки под залпами пушек.

      Глава 3.

      Волны выплюнули Варнера на песок. Его тело, изрезанное лезвиями и истерзанное солью, дрожало в такт прибою. Холодный песок впивался в раны, будто море, не удовлетворившись тем, что его не приняло, решило растерзать его даже здесь. Соль жгла кожу, превращая каждую царапину в огненную борозду. Он попытался встать, но ноги, облепленные водорослями и кровью, подкосились. Руки, сжатые в кулаки, царапали гальку, оставляя борозды, похожие на те, что оставляли крысы в трюме «Мглы».

      Он сел, прислонившись спиной к чёрному валуну, и уставился на горизонт. Волны, окрашенные в ржавый цвет его кровью, шипели, будто смеялись. Где-то там, за туманом, горел его корабль. Его «Мгла», его плоть, его проклятие. Он вспомнил, как впервые ступил на её палубу: шестнадцать лет, сбежавший от отцовского гнева, с ножом за поясом и яростью в горле. Тогда море пело ему, обещая свободу. Теперь оно рычало, требуя расплаты.

      Он закрыл глаза и на него нахлынули воспоминания:

      Густой туман, облеплял борта «Мглы» – обшарпанного деревянного корыта, чьи паруса напоминали лохмотья, снятые с покойников. Варнер стоял у штурвала, вжав плечи в воротник потрёпанного плаща. Его пальцы, шершавые, как кора дуба, сжимали дерево, изрезанное зарубками: каждая – труп, оставленный за бортом.

      – Рулевой! – проскрипел капитан, выползая из каюты. Его бледное лицо, блестело от пота.

      – Ветер с запада… Пахнет дерьмом и порохом.

      Варнер хмыкнул. Запах пороха он чуял даже во сне. А вот дерьмо… Оно воняло отовсюду: от гниющих канатов, от трюма, где тридцать рабов корчились в своей же моче, от самого капитана.