И все на ходу. Сам люблю возиться. Порой находишь буквально на помойке рухлядь, ржавую, мятую, и по винтику восстанавливаешь раритет, который на аукционе может стоить несколько сотни тысяч баксов. Я работал раньше автомехаником. Отцу помогал. У него была маленькая автомастерская. Но потом он продал её, чтобы я мог учиться. Я – инженер-конструктор. Массачусетский институт с отличием. Сто семнадцать патентов. Не мог подвести отца. А что у вас тут кино снимают? – воскликнул он с интересом.
Машина уже въехала в город и остановилась на перекрёстке. Фрэнк с неподдельным интересом рассматривал пробегающих мимо красоток.
– Кино? – не понял Саммерс.
– Ну да. Что-то из пятидесятых годов прошлого века. Девушки одеты стильно, словно с журналов мод сошли, – объяснил Фрэнк. – Пышная юбка, «осиная» талия. Я люблю то время, ретро, архитектуру, моду, музыку, особенно джаз. Ну и тачки, конечно. Золотое время. Я смотрю, таких крутых тачек, как у тебя, навалом. Просто глаза разбегаются. Как умудрились столько найти? И все как новенькие. Может, прикуплю для коллекции. Ретромобилей, увы, все меньше в мире. Рассыпаются. И стоят бешённых денег.
– Да-да, конечно, – о чем-то глубоко задумавшись, бросил Саммерс. – Знаешь, Фрэнк, давай выпьем за наше знакомство. Так приятно встретить коллегу. А вот и мой дом, – он завернул на узкую улицу, и остановил машину около длинного кирпичного дома с маленькими окошками. – Ты что предпочитаешь? Виски, коньяк? Обговорим детали сотрудничества.
– Спасибо. С удовольствием.
– Вот и прекрасно. Отдохнёшь, потом можем погулять, осмотреть город. Ну и связаться с твоей яхтой сможешь. Нет проблем.
Фрэнк очнулся в затхлой комнатёнке без окон. По стенам, выложенных облупившейся кафельной плиткой, тянулся ряд потускневших от времени металлических стеллажей. В центре находился стол. С потолка свисала лампа с жестяным абажуром. Пара верзил в чёрной форме. Прямо перед ним, довольно ухмыляясь, стоял Саммерс. Он переоделся, снял клоунский пиджак. Теперь на нем были бриджи, высокие сапоги, и блуза с отсрочкой, обнажавшая крепкую, широкую шею и бугры мускул.
– Что это значит? Где я? – пытаясь встать, воскликнул Фрэнк, и тут же ощутил, как верзилы с силой вжали его плечи.
– Пасть заткни, ублюдок! – резко бросил Саммерс. – Разденьте его. Уинстон, осмотри.
С Фрэнка бесцеремонно начали стаскивать одежду. Он извивался, пытаясь вырваться из крепких объятий. Задохнулся от острой боли под дых. Полный, лысоватый мужчина небольшого роста в белом халате начал деловито ощупывать его, залез в рот, осматривая зубы, будто племенному рысаку.
– Джон, ты гляди, какой у нашего мальчика «инструмент», – бросил один из охранников, проводя дубинкой по мужскому достоинству Фрэнка. – А ты хвастался, что у тебя больше всех. Твоей фитюльке ещё расти, и расти до этого, – загоготал он.
– У меня свой, а у него – может протез, – с нескрываемой завистью протянул второй.
– Не мешайте, парни. Потом измерять будете, – произнёс сурово Уинстон. – Переверните