в последнюю атаку в попытке накрыть Это’о, но тот уклоняется и в мгновение ока, полагаясь только на инстинкты, пробивает в ближний угол.
Конечная точка того удара, того мгновения, кульминация движения помогут превратить идею, семя, которое было заложено за сорок лет до этого, в настоящее футбольное цунами, которое изменит облик игры на годы вперед.
Пролог
Пеп оставил «Барселону» и все, что у него было, потому, сэр Алекс, что он не такой, как большинство тренеров. Гвардиола ушел потому, что он, попросту говоря, не совсем типичный футбольный человек.
Вы могли это понять уже в ходе вашей первой схватки на скамейке, в финале Лиги чемпионов в Риме в 2009 году. К тому времени Гвардиола уже полностью разобрался в мыслях и примерил свою клубную философию ко всему, что относилось к той игре, от подготовки до тактики, от последней краткой напутственной беседы с футболистами до того, как отмечать победу. Пеп пригласил весь мир присоединиться к себе и своим игрокам, коим выпало счастье выступить в финале главного Еврокубка.
Он был уверен, что подготовил команду, способную обыграть вас, но если бы этого не произошло, болельщики все равно шли бы домой с гордостью за то, что их команда попыталась победить, играя в своем стиле, и в ходе долгого пути к финалу преодолела темный период своей истории. Ему не только удалось переломить негативную тенденцию внутри клуба: всего за двенадцать месяцев, прошедших с момента его прихода, он похоронил несколько неписаных, но бывших в ходу «заповедей», которые говорили о важности самого факта победы и ее главенстве надо всем остальным, о невозможности достижения высочайших целей одновременно с красивой игрой, со спектаклем на поле. Или о том, что подлинные ценности мира спорта, вроде честности и уважения, безнадежно устарели. Кто придумал такие правила, кто начал эту моду? С первого дня своего появления на тренерской скамье «Барселоны» Пеп был готов идти против течения, потому что он во все это верил.
Но это было тогда.
К концу своего срока он уже не был тем моложавым тренером-энтузиастом, которого вы видели той ночью в Риме или на следующий год в Ньоне, в штаб-квартире УЕФА, в ходе столь редкого неформального общения.
В день, когда он объявил миру об уходе из клуба своего детства, после четырех лет во главе первой команды, несложно было почувствовать тяжесть груза, выпавшего на его долю: это читалось во взгляде, его выдавала лысеющая голова, теперь покрытая сединами. Но его глаза: особенно отчетливо вы могли увидеть это в его глазах. Он больше не был таким энергичным и впечатлительным, каким он предстал перед вами в то утро в Швейцарии, когда вы обратились к нему с отеческим советом. Знали ли вы, что он до сих пор говорит о той беседе, о тех пятнадцати минутах с вами, как об одном из главных достижений своей карьеры? Словно подросток, увидевший вживую кумира, он днями напролет то и дело повторял: «Я был с сэром Алексом, я говорил с сэром Алексом Фергюсоном!» Тогда все казалось новым и интригующим: трудности на пути воспринимались как вызов,