том, что помню. Из дома пропадают вещи. Предметы декора перемещаются – картины, безделушки.
Он трет шею.
– Эми, ты пьешь… Много.
Я прищуриваюсь.
– Я ведь только что это сказала. Но если я подшофе, это не значит, что у меня никудышная память.
Мне хочется сказать ему, что приличный парень вызвал бы мне такси, если бы я заявилась на пороге его дома явно нетрезвой. Но я боюсь настроить его против себя.
– То, в чем ты обвиняешь Дариуса, является преступлением, – произносит он медленным осторожным тоном. Немного снисходительным. Арманды – знатоки в том, как использовать этот тон для пущего эффекта.
– И?
– И хотя я знаю, что Дариус тебе не подходит, он никогда не стал бы намеренно причинять тебе вред.
От этого мне не должно быть легче, и я знаю, что у меня не все в порядке с головой, раз допускаю такое. Я не хочу верить, что мой муж мог бы сделать со мной что-то ужасное, но, возможно, мог, если бы полагал, что это поможет нам быть вместе. И все же…
– Если бы он любил меня, то вытащил бы нас отсюда.
– Ты его любишь? – резко спрашивает он.
В последние несколько дней я задавала себе этот вопрос миллион раз. Я так долго не могла ясно мыслить, что теперь уже не уверена в своих чувствах ко всему происходящему. Сейчас я лишь знаю, что неожиданным образом сюда теперь замешаны чувства Рамина, и в этом моя вина, пусть даже в конечном итоге я не несу за это ответственность.
– Трудно кого-то любить, когда в настоящий момент я сама себя не люблю.
Он выглядит удивленным, затем удивление сменяется на сочувствие.
– Все, что тебе нужно сделать, это уйти, – тихо советует он. – Я прослежу, чтобы все документы были оформлены быстро. Ты можешь остаться со мной, или мы можем не торопиться.
Я в ужасе смотрю на него. Его упорное нежелание понять то, что я ему говорю, граничит с безумием. Я не могу это понять, потому что он помнит обо мне такие вещи, которых не помню я, и я боюсь быть резкой, потому что он и так едва себя контролирует.
– Напомни мне, – я откашливаюсь, потому что во рту все пересохло, – что мне положено по брачному договору, если я просто уйду.
Поджатые губы Рамина являются ответом на мой вопрос еще до того, как он начинает говорить:
– Без ребенка не так уж много. Но я могу позаботиться о тебе.
– Мне надоело, что обо мне заботятся! – От досады я сжимаю руки в кулаки.
– Когда ты последний раз встречалась со своим психотерапевтом?
– Хочешь сказать, что я сумасшедшая?! Это уже чересчур! – возмущаюсь я.
– Не психуй. Ты сказала мне, что подозреваешь мою мать и, возможно, моего брата в том, что они пытаются обвинить тебя в неуравновешенности, и надеешься оспорить брачный контракт. Было бы разумно предварительно подтвердить твое нормальное психическое состояние, регулярно посещая психотерапевта.
– А. – Я оценивающе смотрю на него в поисках любого признака того, что он мной манипулирует. – Да, это хорошая мысль. Не так