нь, а окно никогда не закрывается плотно, шумела компания. Кто-то лил себе в стакан слишком много, кто-то смеялся не по делу. В этом беспорядке – она. Настя.
Сигарета в пальцах. Тонких, как у пианистки, хотя она ни разу не играла. Губы с помадой, будто её только что поцеловали. Она говорила громко, но как-то… в сторону, как будто даже в этот момент была где-то дальше. Не здесь.
Костя стоял чуть поодаль. Он пришёл с другом – не ради веселья, просто потому что не хотел быть дома. Он не пил. Не курил. Не вписывался. Но и не торчал в углу с телефоном. Просто наблюдал, как будто его призвали сюда не люди, а судьба.
Настя заметила его почти сразу. Он выделялся: взглядом – ясным, чистым, как стекло, и при этом с болью внутри. Она подошла сама.
– А ты – как будто вся в дыму, – ответил он.– Ты странный.
Она рассмеялась. Искренне. Как будто давно не слышала ничего, кроме подкатов и фальши.
– А если скажу, что из-за тебя?– Не пьёшь? – Нет. – Не куришь? – Нет. – Зачем ты тогда здесь?
Настя замолчала. Сигарета догорела. Она выбросила её в раковину, а потом просто села напротив него, на старый подоконник, закуталась в одеяло и… слушала. Он говорил мало, но каждое его слово будто вонзалось в сердце: без дешёвых понтов, без позы. Он был настоящий. А она… не привыкла к настоящим.
А Костя – про тренировки, про злость на себя, про то, как иногда молится в темноте не Богу, а тому, кто смотрит на него из зеркала, когда никого нет рядом.В ту ночь они ушли вместе, но не в постель. Просто гуляли до рассвета, по пустым улицам, где тени становились длиннее их шагов. Настя рассказывала, как сбегала из дома в 16, как впервые попробовала алкоголь одна на крыше, как никто не держал её – и никто не мог остановить.
Она курила на ходу, а он смотрел, как дым размывает её черты. И не чувствовал отвращения. Ни грамма. Ему казалось, что она – как пепел: красивая в падении, и теплая, пока ещё тлеет.
– А ты такая, как никто, – отвечал он.– Ты не такой, как все, – шептала она.
И с этих слов началась их история. Неровная. Громкая. Но живая.
Глава 2. Дым и Сахар
Они гуляли часто. Не как влюблённые, а как будто оба боялись этого слова. Просто вместе. Просто рядом. Настя закуривала, прикрывая ладонью огонёк зажигалки, а Костя в это время смотрел на её щёки, розовеющие от холодного воздуха. Он знал: она не замечала. Или делала вид, что не замечает.
Он никогда не говорил прямо. Но вместо слов была забота. Он приносил ей тёплый чай в термокружке, когда они шли гулять по пустым улицам поздно вечером. Он запоминал, какие сигареты она курит, и однажды просто молча положил ей в карман новую пачку – «на всякий». Он не трогал её привычки. Не осуждал. Просто принимал – с её запахом табака, с её вечно тёплыми пальцами и сломанной жизнью.
– Спасибо, ты просто очень вежливый , – как-то сказала она, открывая термокружку. – Как воспитанный мальчик из хорошей семьи. Настя же… воспринимала это по-своему.
Костя усмехнулся. Не стал объяснять, что это вовсе не воспитание. Что каждый её шаг звучит в его голове, как музыка. Что её голос он помнит даже во сне. Он просто продолжал быть рядом. Молча. Как стражник у чёрных врат, которых она не замечала.
Иногда она смеялась над ним. Легко, без злобы.
– Ты не устанешь быть таким правильным?– Ты правда не пьёшь вообще? Даже по праздникам? – спрашивала, затягиваясь и выпуская дым в небо. – Нет.
Он не отвечал. В его голове уже был другой вопрос: а устанешь ли ты быть с тем, кто так сильно тебя любит, что готов раствориться в тебе?
Признание пришло, как обычно – не вовремя. Он не готовил его, не репетировал перед зеркалом, не искал идеальных слов. Просто однажды, в тусклом свете уличного фонаря, где снег уже превращался в кашу, он остановился. Настя шла вперёд, болтала о какой-то глупости, про соседку с собачкой. И вдруг обернулась.
– Чего ты встал?
– Мне нужно тебе сказать, – выдохнул он. Голос дрогнул. – Настя, я… я не просто гуляю с тобой. Не потому что мне нечем заняться. Я… люблю тебя.
Мир будто стал тише. Фонари мигнули. Ветер перестал дуть.
Настя застыла. Не испугалась. Просто замолчала. Дым от сигареты повис между ними, как занавес.
– Костя… – тихо начала она. – Ты же понимаешь, я не про это. Я не такая. Мне тяжело. Я не верю в любовь. Особенно – в свою.
Он кивнул. Глаза не отвёл. И вдруг – улыбнулся. Без трагедии. Без боли. Потому что это был его путь. Он не просил ответ. Он просто выговорил сердце.
– Я не прошу. Просто хотел, чтобы ты знала.
С тех пор она стала тише. Чуть внимательнее. Не изменилась – но начала замечать. Его. Его руки, когда он отдаёт ей куртку. Его глаза, когда она говорит. Его молчание, когда она устала.
Костя всё ещё не курил. Всё ещё не пил. Всё ещё любил.
А