магазинчик на Маклай-стрит или даже в Дабл-Бэй, ибо Магда питала самые серьезные намерения со временем возглавить собственный, в высшей степени эксклюзивный и космически дорогой магазин дамской одежды, а модельные платья «Гудса» пусть катятся к чертовой бабушке.
9
Во второй понедельник декабря Патти Уильямс и Фэй Бейнс сидели за столом в столовой для персонала. Обычно они не ходили на ланч одновременно, но теперь, с подкреплением в виде Лизы, это оказалось очень удобным решением, поскольку, по чести говоря, в часы ланча отдел дамских коктейльных платьев чаще всего пустовал. Судя по всему, покупательницы коктейльных платьев предпочитали приходить за ними либо с утра, либо уже второпях ближе к вечеру. Так что сейчас Патти с Фэй сидели в столовой вместе. Однако зоркий наблюдатель без труда отметил бы, что сегодня для Патти это решение удобнее, чем для Фэй, ибо от такого наблюдателя не укрылось бы, что макияж Фэй маскирует довольно грустную действительность: веки ее свидетельствовали о бессонной ночи, а бледность – об унынии.
– У тебя что, пудра новая? – спросила Патти. – Как-то бледноватее обычного. Лично я всегда одной и той же пользуюсь. Как школу закончила, так ни разу не меняла. Хотя, если бы и поменяла, навряд ли Фрэнк заметил бы, – добавила она тоном, предвещающим худшее.
И не напрасно предвещающим.
– Хоть в зеленый лицо выкрась, он все одно не заметит, только не он. Что уж тут.
И она поджала губы, внезапно подумав: не стоит Фэй уж такое-то рассказывать.
– Беда с Фрэнком, – продолжала она, чуть приободрясь, – он со своим новым начальником не ладит. Слишком тот нос дерет, говорит.
С начальником у Фрэнка и впрямь была беда – до такой степени беда, что в прошлую пятницу, усевшись за традиционный в доме Уильямсов бифштекс по окончании первой недели нового режима в отделе продаж «Вонда Тайлс», Фрэнк излил душу аж тремя полными предложениями:
– Новый наш – скользкий тип. Думает, он там всему хозяин. Невесть кем себя возомнил.
Одна конкретная особенность нового начальства больше всего злила Фрэнка, но об этом он Патти и словом не обмолвился – отчасти потому, что сам не понимал, почему злится: особенность эта сперва раздражала, а теперь и откровенно бесила его, а он даже не мог толком осознать причины своего раздражения. Дело в том, что новый начальник поставил у себя на столе, письменном столе в «Вонда Тайлс», большую фотографию двоих сыновей – угрюмых мальцов восьми и десяти лет. И при первом же удобном случае показал их своим подчиненным.
– Мои сыновья, – сказал он, чуть не лопаясь от отцовской гордости. – Кевин и Брайан.
И широко ухмыльнулся.
– Э-э-э… здорово, – сказал сослуживец Фрэнка.
– Угу, – буркнул Фрэнк.
И, как будто этого было мало, вечером в пятницу мерзавец снова поднял тему детей – и лопнуть Фрэнку на этом самом месте, если все прочие тут же не завели песни про своих сыновей, а то даже и дочерей. И пошло-поехало.