переросли возможности близлежащих сельскохозяйственных зон. Александрия поставляла хлеб – то есть стабильность и необходимое условие власти. Если египтяне поднимали цены или сокращали поставки, целая страна могла разом погрузиться в пучину насилия и мятежей.
Александрия молода и могуча, однако зиждется на ностальгии. Царь печалится о былом, которого сам не застал, но любит всем сердцем, – о золотом веке Афин, о кипучих днях Перикла, философах, великих историках, театре, софистах, речах, необычайном скоплении необычайных личностей в гордой маленькой столице, объявившей себя «школой Греции». Веками македонцы в своем почти варварском северном краю слышали рассказы о великолепии Афин и трепетали. Они пригласили престарелого Еврипида провести в Македонии последние годы, а еще им удалось привлечь ко двору Аристотеля. Они возлагали большие надежды на этих знаменитостей. Старались подражать афинской утонченности, желали чувствовать себя образованными и избавиться от унизительного клейма недогреков. Македонцы восторженно наблюдали миф со стороны, и в их глазах он обретал новое величие.
Мне вспоминается сад Финци-Контини из романа Джорджо Бассани. Я много раз его перечитывала; думаю, это одна из моих любимых книг. Описанный там особняк богатых евреев в Ферраре с садом и теннисным кортом, окруженный высокими стенами, – место, куда ты стремишься, но, когда тебя приглашают, чувствуешь себя там неуклюжим самозванцем. Ты чужой в этом мире, как бы сильно ты ни любил его. Тебя впустят на одно волшебное лето, ты будешь играть долгие матчи в теннис, исследовать сад, попадешь в сети желания, но двери вновь закроются. И это пространство навсегда будет связано с печалью. Почти все мы в ту или иную минуту жизни заглядывали с улицы в сад Финци-Контини. Для Птолемея таким садом были Афины. Кровоточащее воспоминание о недосягаемом городе заставило его основать в Александрии Мусейон.
У греков слово «мусейон», или «музей», означало место, посвященное музам, дочерям Мнемосины-Памяти, богиням вдохновения. Платоновская Академия и позже аристотелевский Ликей находились в рощах, представляших своего рода храмы муз, поскольку умственные упражнения и образование могли метафорически рассматриваться как отправление культа девяти богинь. Мусейон Птолемея шагнул дальше: это был один из самых амбициозных проектов эллинизма, предтеча наших исследовательских центров, университетов и творческих лабораторий. В Мусейон приглашали лучших писателей, поэтов, ученых и философов. Избранные получали пожизненную должность, избавлявшую от всех денежных трудностей, с тем, чтобы силы их уходили исключительно на размышления и творчество. Птолемей назначал им жалованье, предоставлял бесплатное жилище и место в роскошной общей трапезной. Они также освобождались от уплаты налогов – едва ли не самый дорогой подарок, учитывая прожорливость царской казны.
За несколько столетий Мусейон, как и мечтал Птолемей, собрал ослепительную плеяду имен. Там работали: