ее был веселый, с виду беззаботный. Молодых офицеров, которых она встречала у нас в доме, забавляла ее простая непринужденная манера держать себя; флирты ее с молодежью были не чем иным как невинным развлечением; а умение рассказывать про себя всевозможные смешные вещи с самым наивным видом сильно оживляло всякое общество, в котором она появлялась».19
Это описание дополняют впечатления С. В. Маркова: «Во время приезда Царской Семьи в 1909 году [в Ялту] я впервые увидел в гостиной своей матери А.А. Вырубову, личного друга Государыни. Насколько я помню, она по первому же взгляду произвела на меня очень хорошее впечатление своей подкупающей ласковостью и добротой. Она очень мило отнеслась к нам, детям, и мы всегда были рады ее приезду.
Внешне она была очень красивой женщиной, невысокого роста золотистой блондинкой с великолепным цветом лица и поразительно красивыми васильковыми синими глазами, сразу располагавшими к себе».20
Живая непосредственность, доступность, бесхитростность были всего лишь внешним выражением той внутренней отзывчивости, чуткости, всегдашней готовности помочь всем и каждому даже в самом незначительном и малозначащем деле, чем отличалась всю свою жизнь Анна Александровна Танеева.
Сохранилось письмо, в некоторой степени помогающее раскрыть природные свойства характера Анны Танеевой и доказывающее, насколько она, в силу своей простоты и доверчивости, помноженных на некоторую эмоциональность и чувствительность, была неискушенным, неопытным человеком и на первых порах своей службы при Государыне легко попадала впросак, наверное, в самых простых, безобидных ситуациях. Можно предположить, что такое свойство характера легко делало ее объектом насмешек, а подчас вызывало ироничное или раздражительное отношение со стороны представителей светского общества, хотя сама Анна Александровна, как видно из письма, горячо переживала за допущенную оплошность, обвиняя во всем только себя, свою неопытность и «глупость». Письмо адресовано ее родственнице графине Наталье Федоровне Карловой:
«Моя дорогая Тётя Наташа.
Очень, очень Вас благодарю за доброе письмо, не могу Вам сказать, как меня трогает Ваше участье ко мне. Я более чем в отчаянии – всем сердцем разделяю все, что Вы говорите, и не знаю, как мне выйти из глупого положения, – я по своей неопытности и глупости обещала пойти в этот театр вести М-м Ден, муж которой уехал и просил меня пойти с ней, и Сережа нас [неразборчиво], если бы Вы написали мне утром, напомни бы мне, я как бы нибудь устроилась.
Теперь же, в последнюю минуту, не знаю, как мне быть – совсем потеряла [может быть, потерялась?], я все время уже сегодня мучалась, но мои родители как-то ничего не говорили. И я так и довела до последней минуты, что мне делать? Прямо в отчаяньи. Постараюсь все как-нибудь устроить – а если не удастся, то прям не знаю, что делать.
Обнимаю Вас всей душою. Могу ли я у Вас обедать в пятницу?
Горячо любящая Вас Аня». 21
К сожалению, нередко окружавшие ее люди не могли или не