прочного белого дерева. – Мать, почему вы просто не уйдете с нами? Наш замок… – Ворон понизил свой тон практически до шепота, – он ведь обречен.
Юноша знал, что о существовании секретного тоннеля вряд ли известно захватчикам, и спустя несколько часов они были бы в полной безопасности. Он представлял, как вместе с семьей садится на заблаговременно запрятанную лодку, и они все вместе уплывают по течению подальше от захваченной твердыни и поближе к спасительной столице. Всем бы хватило места. Все бы могли спастись! Но стылые глаза матери беспристрастно смотрели на него, не выражая абсолютно никакой реакции. Чувствовала она хоть раз за свою жизнь хотя бы тень радости или печали? Неужели с самого своего рождения она была обречена томным взглядом взирать на окружающий ее мир, даже ни разу не засмеявшись?
Ворон помнил, насколько сильно в детстве его пугало ее ледяное равнодушие, пустой взор и уголки губ, что никогда не были приподняты в улыбке. Когда они оставались наедине, ребенком, он в необъяснимом страхе убегал прочь к отцу – вспыльчивому и эмоциональному человеку, но при этом превосходному и благородному лидеру, обладавшему одним из самых надежных замков во всей стране.
Мара лишилась чувств, когда в ее душу проникло красное пламя. Цена за владение магическими искусствами всегда была непредсказуемой, и человеческие чувства – лишь крошечная часть того, на что готов был пойти одаренный человек ради раскрытия своего потенциала. Но способна ли сейчас эта грозная сила спасти их дом? Последователи Змея в безумном раже бежали на стрелы и проливающееся со стен раскаленное масло. Опережая свой убогий таран, они своими окаменелыми головами готовы были ломать ворота, а вьющееся точечками тело существа, казалось, тянулось до самого горизонта. Если бы только Анна могла помочь. Но насколько велик риск? Сестра медленно подошла к нему, отрывая от раздумий. Уткнувшись носом в плечо брата, она начала что-то тихо напевать. Ей было все равно на то, что происходит вокруг.
– Двадцать лет мы строили эту крепость и надежно защищали запад, – начал Рикард. – Я сам, своими собственными руками, клал эти проклятые камни, а Мара засеивала поля. Потому что в те времена мало кто осмеливался отправиться прямиком на рубеж, так близко к границе с этими фанатиками, что тогда еще были заняты сами собой и пустынной ведьмой. Пойми, сын, мы с матерью вложили душу в эти чертовы черные стены. Замок – вся наша жизнь, и, если ты считаешь, что мы сможем просто так сбежать, то это больше похоже на оскорбление. Когда-нибудь ты поймешь, почему мы поступаем именно так, но я надеюсь всем своим сердцем, что тебе никогда не удастся утратить то, что ты должен был оберегать ценой собственной жизни. – Князь надел на себя величественный шлем и, взяв в руки огромный зазубренный двуручный меч, предстал во всем своем разительном великолепии. Мара расположилась рядом со своим мужем, а позади них в мрачном безмолвии застыли трое оставшихся, уже закованных