они ни к чему: синяки да царапины сами заживут, а вот вылечить кого-то я теперь вряд ли смогу. Не то чтобы я этого хотела – но дети, например, не виноваты в моих несчастьях из-за их родителей, и малышам я бы не отказала в помощи.
А теперь мне нечем их лечить, даже если очень захочу.
Я села на топчан, развернула мешочки с сухарями и с колбасой. Откусила одно, другое, прожевала. Пока утоляла голод, думала, с чего начать уборку. О парении в бане уже и речи не было: спать в бардаке мне не хотелось, а значит, первым делом нужно навести порядок.
Жалости к себе я, на удивление, не чувствовала. С равнодушием сметала напрочь испорченные травы в совок, выбрасывала в ведро. Вытирала пол от мазей мокрой тряпкой со щелоком, потом чистила доски от впитавшегося в них спирта.
Только ярость разгоралась в груди. Сначала огонек злости вспыхнул и почти погас, но после занялся с новой силой.
Я перебирала в уме имена всех, кто вчера тащил меня в центр деревни, бросал в меня камни. Повторяла их раз за разом, запоминала. А еще Кузьма… О нем я теперь думала часто.
Мстить – удел слабых, так говорила бабушка. Но я с ней не согласна.
Только поздним вечером, когда руки и ноги дрожали от усталости, а дом сиял чистотой, я выбросила из головы все мысли. Как-то сумела вернуть стол в правильное положение, перенесла на него с топчана то, что спасла: несколько пучков трав и небольшой флакон спирта. Редкие подснежники Лукерья и Верка, к счастью, не нашли. Если бы они их уничтожили, мне было бы нечем лечить Меланью.
Впрочем, несколько других трав, что требовались для снадобья от бесплодия, придется поискать в лесу. Благо почти все нужное растет в наших краях и сейчас находится в самом цвету. Разве что время для сбора неудачное, но я обязательно что-нибудь придумаю. Выбора-то нет.
В баню я все-таки сходила. Из последних сил раскочегарила печь, и довольно скоро в маленькой парилке повис густой пар.
Повязки с ран сняла и выбросила. Осмотрела дырку в бедре, оставшуюся от гвоздя, и успокоилась: заражения не случилось, и она почти затянулась.
Начисто вымылась, растерла кожу щеткой с вытяжкой из пихты, до скрипа помыла волосы. Они у меня от мамы, как сказала бабушка. Такие же густые и длинные, и ухаживать за ними нужно с особой тщательностью.
Напоследок я бросила на горячие камни еловый веник и улеглась на полок. Приятный хвойный аромат успокаивал, наполнял легкие и чистил их. Дышать стало легче, голова прояснилась. День, проведенный под дождем в мокрой одежде, мог бы свалить меня с жаром на седмицу, но баня не позволит этому случиться.
На ночь я снова подперла дверь сундуком. На окнах задернула занавески. Зачем-то прошлась по всему дому, заглянула в каждый угол, убеждаясь, что никто здесь не прячется, чтобы среди ночи меня убить.
На бабушкину кровать принесла свой матрас, одеяло и подушку. В чистой сорочке забралась в постель. Рука сама собой дотянулась до сундука и вытащила из него топор. Топор скрылся под одеялом.
Я прижимала его к себе как единственного дорогого друга. Теперь только