и наблюдателен. Теперь прощай мое инкогнито… А я-то рассчитывал водить его за нос до самого Авиньона…»
– Да… похоже, это я, – признается он.– Но пусть вам будет угодно рассказать мне о своем путешествии в Барселону.
– Чтобы вы написали на меня эпиграмму?
Монах смеется:
– Боже меня упаси! Если я и пишу эпиграммы, то на людей недостойных, греховных и подлых, цинично драпирующихся в тогу добродетели… Мой интерес к вашим странствиям целиком умозрительный.
Де Антре улыбается в ответ, и пускается в пространный рассказ.
Он перечисляет балы и турниры, которые посетил, призы, которые завоевал, имена рыцарей, которых победил.
Брат Гуго, кивая, торопливо покрывает папирус ровными бисерными строчками.
Так проходит час. Де Антре уже откровенно зевает. Заметив это, монах слегка улыбается и бросает перо на стол.
– Наверно, следует отправляться спать, – предлагает брат Гуго. – День был тяжелый, а завтра снова в путь.
Он встает из-за стола и потягивается:
– Вот только проведаю своего мула и помолюсь. Я тоже, как и вы, следую в Авиньон. Если вам угодно, ваша светлость, я буду рад составить вам компанию.
Рыцарь тоже поднимается на ноги:
– Вы правы. Надо проведать лошадей. И проверить, как устроился Артур.
Они выходят во двор. Не успели они сделать и двух шагов, как на входные ворота гостиницы обрушились тяжелые удары.
Отряд
Кобель во дворе заходится бешеным лаем.
Грохот продолжается. Можно различить нескольких голосов, выкрикивающих ругань и божбу. Среди криков слышны возгласы: «Дьявол! Откройте скорее!», «Какого черта не отрываете?», «Откройте, черт возьми!»
Хозяин Жак, вытирая рот, выбегает из гостницы. За его спиной маячит серое лицо Пити.
В руке Де Антре, сверкнув, появляется кинжал.
– Клянусь кровью Господней, – хмуро предупреждает тамплиер, – я сейчас выйду за ворота, и покараю бездельников так, что и на Страшном Суде будут помнить, как богохульствовать…
Францисканец мягко кладет ему одну руку на плечо, а палец второй прикладывает к губам, призывая к молчанию.
Хозяин Жак, вооружившись фонарем и тесаком, подбегает к воротам, открывает форточку. Удары стихают, их сменяют возбужденные голоса.
Слышны слова «ранен», «помогите», «откройте». Хозяин сдвигает засов и откатывает скрипящуюворотину.
Во двор гостиницы вваливается толпа.
Двое идут впереди, с мечами наголо. За ними четверо, на импровизированных носилках, из пик, веток и плащей, несут седьмого. За ними следуют семь лошадей, под седлами, но без седоков.
Этот седьмой без сознания. Его светловолосая голова безвольно болтается, рот открыт. Из плеча и живота несчастного торчат оперения двух стрел. Он в простом дорожном камзоле, из бурого сукна, холщовых штанах по колено, дешевых чулках. Сапог на нем нет.
Распоряжается отрядом невысокий, очень коренастый и широкоплечий человек, отдающий команды на немецком. Он в