старуха, проживающая прямо надо мной, на пятом этаже, судя по звукам, исходившим из её квартиры, по ночам не оставляет попыток прокопать погреб вглубь того, что она считает землёй. Попытки добраться через подземный ход до Китая не прекращались здесь никогда. Гулкие страшные удары сотрясают всё ещё крепковатое здание. Если ей помогут другие новаторы, дом не устоит! Дай ей Бог удачи!
Скоро мой дом подвергнется ещё более страшным испытаниям – рядом с ним собираются строить многоэтажную инсулу. Строить будут прямо в парке, от которого уже и так почти ничего не осталось. Эти преступные радетели моего города распродали все парки и скверы. Я даже не мог подумать, что настанут времена такой наглости и подлости. Скоро здесь не останется места, где можно будет прогуляться вечерком. Настанет время, когда они с криком: «Святыня! Святыня!» Свой ненаглядный Кром продадут.
Доказать свою уникальность в среде, где все считают друг друга жлобами, невозможно.
«Кошка у меня болеет! Неужели я переживу её?» – риторически спросил Элтон по телефону.
Мы с ним встретились и долго бродили по городу.
По пути заглянули через отмытую витрину в какой-то гинекологический кабинет, где располагались медицинские кресла и низенькие столики. При входе сидела девушка и хлопала ресницами.
Наконец девушка нахлопалась, подняла высокие ресницы и почему-то сказала: «Валя! Стилист!»
– Я иногда думаю, что надо бросить заниматься искусствами, – сказал я Элтону, – Природа не поощряет надрыв в абстрактных областях. Ей нужно конкретное размножение. «Быть автором «Божественной Комедии» и умирать позабытым всеми от почечной недостаточности, зная, что не менее чем через двести лет книга будет издана, нелегко. Зачем смертному посмертная слава, когда жизни не было? Семья порушена, мечты сметены. Для того, чтобы куча чужих людей пришла в холодный дом и вместе с ветром ворошила пожелтевшие листки? Тем более, что уникального мира, который пробуждал такую гениальность нет и в помине. Замки заржавели, ключи в ручье.
На небесах видят высовывающихся. Иногда оттуда бросают камешки! Надо жить тихо!
– Сейчас платные небеса? – спросил Элтон.
– Ах, Элтон, Элтон! Платные! Разумеется – платные! Знаешь, сегодня на станции я видел смешную картину. Я увидел пожилого грибника с собакой. Заинтересовавшись тем, есть ли грибы, я подошёл к нему. Он открыл корзинку и долго что-то объяснял, а я делал вид, что его слушаю. Его собачка, пегая сучка, с длинным телом, на коротеньких ножках мирно стояла около своего хозяина, всунув умненькую тонкую морду между прутьями решётки. Она была спокойна, но вид у неё был озябший. Целый день она бродила по лесу и должна была подавать голос. Внезапно из-под перрона выскочил длинный, тощий чёрный пёс с длинными ушами. На секунду он уставился в морду, просунутую между прутьями. Замер. Потом рванул. В крайнем возбуждении он стал прыгать вверх, поднялся на задние лапы, скосил морду, согнул лапу. Ноздри его раздувались, движения были порывисты. Он наклонил голову и стал подмигивать и скулить. Его избранница, казалось, испугалась такого энтузиазма и мелкими шажками отбежала к другой стороне платформы. Он был уже там, вытянувшись, как стрела, подняв просящую лапу. Вот что я подумал тогда: надо учиться