>Вдруг поднялся и в стороны руки простёр…
«Добрый вечер! А можно я к вам ненадолго примкну?»
Прозвучал в темноте чей-то тихий вопрос напрямик.
У костра появился второй, хоть и взяться ему
Тут откуда? А он как-то взял и возник.
«Ничего, если сразу на ты? – незнакомец спросил. –
Я давно за тобой наблюдаю и знаю вполне,
Что печёшься о душах несчастных людей. Я немало пожил
И сполна убедился в тщете этих пылких идей. Как по мне,
Вразумлять человеческий род – нет задачи трудней.
И достойней, конечно… Будь в том хоть какой-нибудь толк.
Им бы только, лентяям, поспать потеплей да поесть посытней.
Вот и все их желания, вот все их мечты». Незнакомец умолк.
По-хозяйски подбросил в костёр ворох сучьев. Поправил кошму.
Сучья с треском взялись, озарив всё вокруг на двенадцать шагов.
А уже на тринадцатом взгляд упирался в кромешную тьму,
Обернувшую свет от костра плотным войлоком в девять пластов.
Первое искушение
Незнакомец продолжил: «Ты, вижу, упрям. Хорошо, так и быть,
Я тебе помогу перед свиньями бисер метать. Дам совет,
Как из камня невежества хлеб просвещения добыть.
Как сиянием разума сеять во мраке спасительный свет.
Будет мудрость твоя им светить, словно факел в веках,
Будут жадно внимать вдохновенным твоим, летописным речам,
Как святыню хранить по богатым кумирням твой прах,
Твой орнамент приделают к рыцарским латам, щитам и мечам.
Силой слова найдёшь путь к погрязшим в пороках сердцам,
Объяснишь им в чём правда, глядишь и поймут что-нибудь.
Им твердили уже, и не раз. Только этим скотам
Всё не впрок. Хлеб черствеет и камнем догмата ложится на грудь».
Незнакомец ткнул палкой, направив большое полено в огонь.
Тьма мгновенно сгустилась, почуяв минутную слабость костра.
Человек неподвижно сидел, спрятав тонкие губы в ладонь,
Влажным блеском мерцали в сомнении поникшие долу глаза.
Молвил хрипло: «Не хлебом единым…» и брови сомкнул.
Незнакомец смирился: «Согласен. Что благо, что зло на Земле –
Люди знают и так. Только веры у них к словесам, что комарик чихнул.
Им для веры неси-подавай чудеса в расписном решете!
Второе искушение
Если хочешь, устроим тебе настоящий аншлаг, мне не лень.
Заберёшься повыше, внизу соберётся толпа горожан всех мастей.
Скажешь речь, а потом к небу руки в эпическом жесте воздень
И осенним листом с высоты падай вниз, не жалея костей.
Я тебя подхвачу. Не преткнёшься ногою твоей, ни рукой, ни челом.
Пронесу над толпой невредимым, законам земным вопреки.
И тогда нарекут тебя люди заветным, явленным в обличье земном
Долгожданным мессией. А нам это только с руки.
Мудрость лепит из серого камня прозрения хлеба.
Если долго хранить их, то в камень они обращаются вспять,
Зачерствев в догматизме. Сие неизбежно? Пожалуй, что да. Но тогда,
Может, стоит им сразу тот самый суровый догмат преподать?
Чем, бродячим философом, бисер метать на потеху толпе,
С терпеливым смирением снося их упрямый и суетный нрав,
Ты небесным глашатаем миру предстань. Что отныне рече,
То есть воля Творца. Ну а он, хошь не хошь, всегда прав.
Как тебе этот план?» – незнакомец присел на кошму, запахнувши халат.
«Ты меня, – прошептал человек, – искушаешь. Я вижу изъян…»
«Искушаю? Да разве! – съязвил искуситель. – Час с лишним назад
Уж не ты ли так пылко мечтал осчастливить мирян?
С их безудержной тягой ко всем, безусловно, известным грехам,
Коих перечень длинный сейчас оглашать ни нужды нет, ни сил.
Сколь наивны попытки твои сострадать существам
Недостойным, тебе объяснить я пытался, но чувствую – не убедил.
При своём ты остался. Что ж, – дело твоё, коль решил.
Говоришь, там изъян… Разумеется! Как же ему там не быть, посуди?
Если ясно заранее, как бы стезю ты свою ни свершил,
Ждёт твой тщетный порыв неминуемый крах впереди.
Покажи людям чудо, яви им божественной власти пример
И они покорятся тебе, как рабы, увидавшие плеть.
Мудрость,