ой зеленью, полотну лесной реки пробегает легкая рябь. Ветки деревьев местами низко-низко нависают над водой, и чтобы плыть здесь в лодке, нужно держаться середины. Заодно и грести легче, меньше речной травы, ничто не цепляет весла, – так думает юноша, что медленно, осторожно ведет свое суденышко по извилистым протокам. Речушка была для парня пока что безымянной – это, наверное, один из множества притоков широкой и полноводной Раран, но который, сказать он бы не смог.
Лодку – легкий и простой охотничий окоренок – он вчера нашел в каком-то схроне у корней поваленной ели, и долго возился с нею, возвращая суденышку способность не пропускать воду и держать в себе его самого и его припасы. Вещей у парня было немного, но все равно идея плыть на лодке показалась юноше куда как более привлекательной, нежели мерить ногами лесной ковер. К тому же найти пусть и не новую, но все же лодку – это такая удача! Будет, чем приятелям похвастаться! Потом, когда они все, прошедшие свое Посвящение, соберутся на пиру в большом общинном доме… Паренек улыбнулся. Он, Ингольв Моурсон, много чего интересного порасскажет там сверстникам! Уж его-то судьба точно наградит приключениями на зависть всем прочим!
В этом году Ингольву сравнялось шестнадцать зим, и он, в числе небольшой стайки таких же пареньков, дюжину дней назад явился к старейшинам клана – им предстояло Посвящение. То самое, после которого из детей они превратятся во взрослых. Так заведено издавна у народа Горскун, у их народа – как прошумит над головою живущего отмеренное количество оборотов года, что у них считают по зимам, так положено будет пройти испытание, вступив в которое мальчиками, они должны были вернуться мужчинами. Все задания, что выпадали доселе, Ингольв исполнял, казалось, играючи, так что приятели только ахали от зависти. Лучше его был только Вильманг, но Вильманг и на год старше – в прошлом году он не прошел полностью всех испытаний, неудачно оступившись на косогоре и сломав ногу. Ох и долго он потом переживал позор! Оттого и старался пуще прочих, готовясь принять Посвящение нынче. Ингольв задумался – а сам он старается достаточно ли? Решил – да еще как! Он хорош, и это точно! И Вильмангу тоже покажет – пусть тот ему и друг, а все равно покажет, что лучше.
С ветки кривоватой лиственницы, накренившейся над речкой, вспорхнула небольшая птица – кажется, кукушка – и сбросила на макушку задумавшемуся парню несколько сухих хвоинок и кусочки сизого лишайника. Ингольв тряхнул головой несколько раз, потом и вовсе запустил пятерню в густые рыжие пряди, старательно избавляясь от мусора. Он живо согнал с физиономии ухмылку от уха до уха и постарался придать лицу выражение, подобающее воину. Он уже во всю воображал себя бывалым героем, но спохватился и отставил фантазии в сторону – он вспомнил, как седобородый Айсвар наставлял молодежь перед последним, самым странным и самым непонятным испытанием – не будьте заносчивы, говорил он, не мните себя выше сосен, смотрите и внимайте все, чему будет учить вас родная земля. А тем, сказал он, кто слишком голову высоко возносит, на макушку вороны гадить любят.
Ребятам выдали самые необходимые припасы, оружие и прочее снаряжение и отправили «пройтись, с землею познакомиться». Припас был скромным, оружие – простым. Сколько идти – не сказано. Это означало, что будущим мужчинам клана снерргов, самого сурового из всех горскунцев, нужно совершить небольшое путешествие в одиночку, полагаясь лишь на себя, сноровку свою и ум, и встретившись в нем… с кем? С богами? Духами зловредными? Или… с самим собой? Дома отцом Ингольву идти было велено до тех пор, пока не покажется, что нашел и узнал что-то новое и очень важное – про себя самого, про мир вокруг или про людей. Тогда можно было вернуться и поведать о приключениях. А сказывают, нередко бывало, что это-то испытание, последнее по счету, и оказывалось непройденным. Отчего так, отец не пояснял, а старик Айсвар на такой вопрос вовсе клюкой замахнулся – мол, не докучай, пострел, сам узнаешь, коли не дурак. А коли дурак, то и говорить с тобой без толку.
Мальчикам, стало быть, никто ничего толком не объяснял, что же такое они должны новое узнать. «Встретишь на пути – сам поймешь», – говорили старшие родные и просто воины-соседи, посмеиваясь в бороды. Матери на метания сыновей только пожимали плечами – им то не было ведомо, как неведомо отцам, как всякая девочка под песни жен клана становится юницей-девою, невестой и будущей женою. У всех – свои тайны, взрослеют мальчики и девочки по-разному, боги-Хранители так положили, сами так делают и детям своим, людям Горскун, велели. И оттого юноша Ингольв прокладывал путь, неотступно вертя в голове, что же ждет его, и с чем он воротится домой. Угадать все равно не получалось, но не думать он не мог.
Пока что, если не считать едва не состоявшейся встречи с медведем – о, благо, Ингольв вовремя услышал шум в зарослях малинника и предусмотрительно обошел их подальше! – его дорога была совсем обыденной. Ничем по сути пока и не отличалось это скитание по лесу от обычной вылазки на рыбалку… правда, совсем в одиночку и дольше, чем на пару-тройку дней раньше он не ходил. Юный снеррг не обольщался, что так будет и дальше – хотя бы потому, что так быть и не должно было. Это же Посвящение, а не прогулка за морошкой иль брусникой!
– За морошкой,