потрачу!» – мимолетно ужаснулся Ингольв. – «Ну зато я смогу теперь точно всем рассказывать, что „колодцы“ это не выдумка!» Думая так, он еще ускорил шаг – нужно было уже подумать и о ночлеге, раз вечереет.
Внезапно для себя юноша выкатился на косогор. Лес обрывался в прямом смысле этого слова, тропа заканчивалась крутым яром. От открывшейся панорамы захватило дух. Ниже обрывистого скалистого выхода костей земли расстилалась гладкая зеленая равнина, на дне которой среди кустов поблескивала речка – та же самая, что и принесла Ингольва в эти края, или же уже другая, парень не знал. Противоположная сторона долины была увенчана таким же почти скальным выходом, резко сбегающим в долину, и отсюда он казался каменной стеной, отвесно падающей вниз, точно водяной полог. И что самое невероятное, приглядевшись, Ингольв увидел, что стена эта словно покрыта рисунками. Солнце закатывалось по левую руку, и густые тени вычерчивали узор все яснее. Первым делом взгляд юноши выхватил изображение бегущего волка. А стоило увидеть только одну деталь, как скала пошла разворачиваться густо изрисованным свитком перед изумленным взглядом Ингольва. Волк, орел, сюжеты сказаний, просто сцены охоты, какие-то люди, идущие в поход, ладьи, полные воинов. И драконьи крылья, простертые над горным хребтом, и сами драконы, несущие всадников, и невиданные птицы, и еще, и еще! Чем дольше Ингольв смотрел, тем больше ему казалось, что картины словно меняются под взглядом, движутся, живут своей жизнью. Конечно, это была всего лишь игра света и теней: солнце висело оранжевым шаром уже над самым горизонтом, еще немного, и оно скроется, отчего тени стремительно удлинялись, и взгляду открывались все новые и новые стороны произведения неведомых мастеров.
Кто и как смог высечь в камне столь сложные изображения такого колоссального размера? Ингольв поразился масштабам и хитрой задумке – действительно, чтобы добиться иллюзии сменяющих друг друга картин, камень пришлось выдалбливать в разных направлениях. И только короткий час закатного солнца раскрывал рисунок в полной красе. Днем это наверняка была простая серая скала. Боясь упустить хоть что-то, юноша просидел все время, что оставалось до полного угасания жизни изображенных на скале сюжетов, не отрываясь глядя на скалу. Когда солнце нырнуло за верхушки деревьев, волшебство рассеялось. Сейчас волшебные картины казались просто мешаниной неровных уступов и выбоин. Синие тени быстро захватывали пространство, будто сползая с северного края долины.
Опомнившись, Ингольв принялся собирать хворост и разводить костер. Ночевать без огня не стоило, в любом случае, но даже мимодумно собирая ветки, чиркая кресалом, раздувая рыжие лепестки огня, подсовывая сухие клочки мха в разгорающееся пламя, он мыслил только о картинах на скале. Увиденное поразило его до глубины души – и он раз за разом крутил перед мысленным взором сюжеты, рожденные тенями и прихотью неведомого мастера. Кто