аследие» и научить Ягу делать сторис приводят к комичным катастрофам и экзистенциальному кризису у обеих.
Единственный, кто сохраняет подобие здравомыслия (и то весьма специфическое) – это Кот Баюн. Днем – ленивый философ на печи, ночью – саркастичный интернет-тролль Котофей Котофеич, тайно постигающий дзен киберпространства и с циничным удовольствием наблюдающий за столкновением миров.
Но когда на горизонте появляется реальная угроза – лоснящийся от самодовольства бизнесмен с планом постройки элитного спа-курорта «У Яги» прямо на месте ее избушки – шутки кончаются. Древней ведьме, продвинутой внучке и коту-цинику придется объединить усилия. Их арсенал – гремучая смесь из прабабушкиных заклятий, SMM-стратегий, хакерских навыков и убийственного сарказма.
Сможет ли вековая магия противостоять бульдозерам и продажным чиновникам? Найдет ли Яга свое место в мире, где правят хештеги? И можно ли, в конце концов, наложить порчу на плохой интернет?
Ироничная, гротескная и до коликов смешная повесть о том, что даже Бабе-Яге иногда приходится идти в ногу со временем… или хотя бы дать ему хороший пинок помелом. Это история о столкновении миров, о нелепости прогресса, о вечных ценностях и о том, что настоящая сила – не в магии и не в технологиях, а в способности найти общий язык (и точку доступа Wi-Fi) даже с самыми невыносимыми родственниками.
Генадий Алексеевич Ени
Глава 1: Утро изнанки мира
Туман, густой, как кисель из мха и лунного света, обнимал Мшистое болото, просачиваясь сквозь ресницы древних елей, оседая стылой росой на паутине, натянутой между корявыми пальцами корней. Воздух был плотен и влажен, он пах прелью веков, сырой землей после долгого сна и тем особым, едва уловимым ароматом дикого вереска, что горчил на языке, как невысказанная правда. Утро вступало в свои права медленно, словно нехотя раздвигая бархатный занавес ночи, и первые лучи солнца, тонкие, как золотые иглы, лишь прошивали сумрак, не разгоняя его. Привычная утренняя симфония леса – перестук дятла, похожего на костоправа, деловитое цвиканье синиц, скрип старого дерева, вздыхающего под ветром – сегодня звучала иначе. Под ней, как подложка под старой вышивкой, проступал новый звук – или, скорее, отсутствие звука, натянутая, вибрирующая тишина, какая бывает перед грозой или… перед вторжением.
Ядвига Кощеевна, седая, как лунь, и прямая, как та сосна, что вросла корнями в гранитный валун у Чертова ручья, стояла на пороге своей избушки. Избушка сонно потопталась на куриных лапах, стряхивая с бревен капли тумана, и недовольно скрипнула половицей под хозяйкиной ногой. В руках Яга держала щербатую глиняную кружку, тепло которой проникало сквозь загрубевшую кожу ладоней, согревая старые кости. Дымок от отвара чабреца и зверобоя – горький, смолистый – вился над кружкой, смешиваясь с туманом, и уносил с собой тяжелый вздох.
«Тишина… не та, – думала она, вглядываясь в белесую мглу, где силуэты деревьев казались призраками из забытых снов. – Воздух… колючий стал». Она чувствовала это не ушами – нутром, кожей, тем древним чутьем, что связывало ее с каждым листом, каждым камнем этого леса. Словно невидимая паутина, липкая и холодная, оплела ее владения. «Бесовская сеть… Вай-фай, прости господи». Вспомнилось слово, подслушанное у тех, пришлых, что все чаще нарушали заповедные границы.
Раньше – грибники, тихие, знающие меру. Или купец заблудший, аль барин со свитой – тех можно было и припугнуть по старинке, чтоб дорогу назад скорее нашли. А теперь… Теперь перли толпами, одетые в шкуры невиданных расцветок, яркие, как ядовитые поганки. Они смотрели не на лес – они смотрели в плоские, светящиеся прямоугольники, что держали перед собой, словно иконы нового бога. Их пальцы скользили по стеклу, а глаза – пустые, отражающие – видели не живую игру света и тени под вековыми кронами, а лишь пиксели на экране. Они вдыхали аромат леса через ноздри своих аппаратов и выдыхали его в пустоту, пометив хештегом #душалеса #безфильтров. Какая душа? Какой фильтр мог сравниться с туманом, что сейчас клубился у ее ног, скрывая и тайны, и опасности?
Яга отпила из кружки. Горечь отвара обожгла язык, вернула на миг в реальность – ее реальность, пахнущую травами, дымом, сырой землей. А от тех, пришлых, несло иным – пластиком, приторными духами, озоном перегретой электроники и чем-то еще, неуловимым и тревожным – запахом быстрого забвения.
Вот и сейчас – визг и хохот, острые, как битое стекло, разорвали тишину со стороны опушки. Две фигуры в кричаще-розовом и ядовито-зеленом изгибались перед старым вязом, который помнил еще, как она сама девчонкой лазила по его ветвям. Их лица, искаженные в одинаковой гримасе, были повернуты к маленькому черному глазу на палке. «Селфи… прости мя грешную».
«Душу вынули, стекляшкой поманили, – с горечью подумала Яга. – Скоро от леса одни картинки останутся. И лайки под ними. Тьфу».
Ее старые обереги, вплетенные в ветви деревьев, вросшие в камни, нашептанные ручьям, слабели. Она чувствовала, как истончается их сила под натиском невидимых волн, как трепещут они, словно паутинка на ветру, пропуская чужое, холодное, расчетливое. Филин Ухало на своем насесте в избе беспокойно ворочался, его желтые глаза