игура треугольной формы, имеющая разомкнутый контур одной из своих сторон.
Отпечатанный на машинке текст приглашал прийти на встречу. Формулировка была не совсем понятной и весьма размытой: некий фонд предлагал помощь, однако детали и условия не раскрывались.
Время и место обозначались тоже весьма странно: завтра, – дальше шла римская цифра "два" и, далее – часов вечера. Однако, приглядевшись, можно было увидеть, что это вовсе не римская двойка, а две перевёрнутые вниз единицы. Выходило – 11.
Вместо точного адреса была нарисована от руки карта-схема, отправной точкой которой служило старое трамвайное депо, находящееся в одном из дальних районов города.
Что это – шутка, предупреждение или, может быть, приглашение в странную игру?
Глава 1
Недавно начавшийся дождь усиливался, превращаясь в ледяную крупу, безжалостно хлеставшую по тротуарам и крышам домов. Ветер раскачивал голые ветви деревьев, срывая последние уцелевшие листья и швыряя их в мокрую грязь.
Герман старался идти быстро, не выбирая дороги и наступая в стремительно набирающиеся водой лужи. Капли дождя били в лицо, словно тысячи крошечных иголок, барабанили по капюшону, создавая свой собственный монотонный ритм, отдававшийся глухим эхом в голове. Он чувствовал, как влага проникает сквозь ткань, заставляя дрожать, казалось, не столько от холода, сколько от нервного напряжения. Видимость стремительно падала, мир вокруг сужался до серого, расплывчатого пятна.
В пелене дождя показалась размытая вывеска с названием бара, мерцающая неоновым светом. Возле вывески красовалась надпись, сообщающая о круглосуточном режиме работы, словно приглашая укрыться от непогоды. До встречи было ещё несколько часов и Герман решил, что остановка в этом заведении – неплохой способ согреться и скоротать время.
Толкнув тяжелую дверь, он оказался в полумраке, пропитанном густым запахом табака и чего-то терпкого, возможно, старого дерева. Заказав виски, он устроился у окна, наблюдая за размываемым дождём городом. Бар был полупустой, лишь несколько посетителей, погруженных в собственные мысли, создавали атмосферу меланхолии.
Герман выпил первую рюмку. Мягкое тепло разлилось по телу, ненадолго отвлекая от навязчивых мыслей. Тяжёлые капли дождя барабанили по стеклу, словно отсчитывали секунды уходящего времени. В голове мелькали обрывки воспоминаний, фрагменты прошлой жизни, словно старые пожелтевшие фотографии.
Какое-то время он просто сидел, глубоко задумавшись, наполняя и опустошая небольшой стеклянный сосуд. Вскоре он почувствовал расслабленность во всём теле. Веки потяжелели, глаза стали слипаться. Мир вокруг расплывался, теряя четкость очертаний. Звуки приглушались, становясь далёким эхом. Голова стала тяжёлой и падала вниз, словно свинцовая. Он успел подложить под неё руки и, таким образом, лёг на край стола, провалившись то ли в сон, то ли в забытьё.
Кажется, он не спал уже целую вечность, и каждая клеточка тела требовала отдыха.
Через какое-то время он четко ощутил рядом с собой чьё то дыхание. Оно приближалось, пока не опалило его ухо леденящим шепотом. В тишине прозвучал вопрос:
"Ты видишь? Ты тоже это видишь?"
Глава 2
"Ты тоже это видишь?"
Герман вздрогнул.
В тот день они с Максом стояли в портике консерватории, оперевшись на прохладные гранитные колонны. Зной уходящего лета смягчался тенью массивного здания, но духота все равно ещё чувствовалась в каждом вздохе.
Вокруг царила обычная для этого дня суета. Студенты первокурсники, робко озирались, пытаясь найти нужные аудитории, толпились у расписания. Кто-то ещё доносил документы. Старшекурсники, казалось, были поглощены исключительно рассказами о подвигах прошедшего лета и строили планы на вечер. Преподаватели сдержанно улыбались, наблюдая за этой ежегодной картиной, зная, что через пару недель этот хаос уляжется, и консерватория вернется к своему привычному ритму.
В коридорах чувствовался легкий запах свежей краски, напоминающий о летнем ремонте. На доске объявлений пестрели афиши предстоящих мероприятий. Звуки настраиваемых инструментов доносились из аудиторий, перемешиваясь с гулом голосов. В воздухе витала атмосфера предвкушения и волнения, предвещая новый учебный год, полный открытий и творческих свершений.
Для Германа и Макса этот год был завершающим учебным годом в консерватории. Оба обучались на факультете оркестрового и оперного – симфонического дирижирования. Страна ждала двух амбициозных, полных новаторских идей маэстро.
"Ты видишь? Ты тоже это видишь?"
Голос Макса едва пробивался сквозь уличный шум. Он тонул в гуле голосов, автомобильных сигналов и постоянного скрипа старой, массивной входной двери, открывавшейся практически каждую минуту. Максу было жизненно необходимо передать свой восторг и изумление от увиденного. Он почти вплотную придвинулся к Герману и, понизив голос почти до шёпота, произнёс над его ухом:
"Ты тоже это видишь? Это же чудо, Герман! Она прекрасна!"
При этих