пройдут под марш, и музыка дойдет. Сыграли плясовую, люди проплясали, музыка дошла. Ну, пропели мессу, человек причастился, тоже музыка дошла. А раздражение, и что надо делать в этом раздражении, – нет. И оттого музыка так страшно, так ужасно иногда действует.
– Иногда даже приводит к преступлениям?
– Иногда – да. Например, Василий Позднышев именно музыку винил в смерти жены. Жена и ее любовник играли Крейцерову сонату Бетховена. «Знаете ли вы первое престо? – рассказывал он попутчику. – Знаете?! Страшная вещь эта соната. Именно эта часть. И вообще страшная вещь музыка. Что это такое? Я не понимаю. Что такое музыка? Что она делает? И зачем она делает то, что она делает? Говорят, музыка действует возвышающим душу образом, – вздор, неправда! Она действует, страшно действует, я говорю про себя, но вовсе не возвышающим душу образом. Она действует ни возвышающим, ни принижающим душу образом, а раздражающим душу образом. Как вам сказать? Музыка заставляет меня забывать себя, мое истинное положение, она переносит меня в какое-то другое, не свое положение. Мне под влиянием музыки кажется, что я чувствую то, чего я, собственно, не чувствую, что я понимаю то, чего не понимаю, что могу то, чего не могу. Я объясняю это тем, что музыка действует, как зевота, как смех: мне спать не хочется, но я зеваю, глядя на зевающего, смеяться не о чем, но я смеюсь, слыша смеющегося».
Сергей Рахманинов в разговоре с Иваном Буниным вспоминал: «Это неприятное воспоминание… Было это в 1900 году. Толстому сказали, что вот, мол, есть такой молодой человек, бросил работать, три года пьет, отчаялся в себе, а талантлив, надо поддержать…
– Играл я Бетховена. Есть такая вещица с лейтмотивом, в котором звучит грусть молодых влюбленных, вынужденных расстаться. Кончил. Все вокруг в восторге, но хлопать боятся, смотрят — как Толстой? А он сидит в сторонке, руки сложил сурово и молчит. И все притихли, видят — ему не нравится… Ну, понятно, я от него бегать стал. Но к концу вечера вижу: старик прямо на меня идет. «Вы, — говорит, — простите, что я вам должен сказать: нехорошо то, что вы играли». Я ему: «Да ведь это не мое, а Бетховен». А он: «Ну и что же, что Бетховен? Все равно нехорошо. Вы на меня не обиделись?» Тут я ему ответил дерзостью: «Как же я могу обижаться, если Бетховен может оказаться плохим?»
Ну и сбежал. Меня туда потом приглашали, и Софья Андреевна потом звала, а я не пошел. До тех пор мечтал о Толстом, как о счастье, а тут все как рукой сняло!
И не тем он меня поразил, что Бетховен ему не понравился, или что я играл плохо, а тем, что он, такой, как он был, мог обойтись с молодым, начинающим, впавшим в отчаяние, так жестоко! И не пошел…
Теперь бы побежал к нему, да некуда…»
– То есть музыка переносит человека в нереальный мир?
– Из состояния скуки, шумного рассеяния и душевного сна, в котором находятся люди, они могут быть вдруг незаметно перенесены музыкой в совершенно другой, забытый ими мир. В �