же мне повезло», – вдруг подумал Петя.
Филипыч походил по комнате.
– Ну ладно, пора переходить к делу. Было принято решение, в структуре нашей службы «А», отдела, работающего в том числе и со слухами, организовать небольшую группу по анекдотам. Не сказать, что я эту идею сильно приветствую, но ветры дуют, что толку против них становиться? Приступайте.
Разобрались во всем быстро, включили свои молодые и жадные мозги, и скоро стало ясно, по какому принципу работают их зарубежные коллеги, какие темы выбирают и почему, как видоизменяются вброшенные анекдоты, что в них оживает и расцветает. Но самое интересное было понимать, по какой причине некоторые из анекдотов не приживаются, почему на них нет никакой реакции, почему они не цепляют и тихо гибнут. Ребята, работающие с внутренней агентурой, справлялись с задачей хорошо, казалось, нет такого анекдота, рассказанного в стране, который прошел бы мимо их расставленных сетей. От зарубежных агентов все приходило с опозданием, бывало так, что только порадуешься какой-нибудь свежей теме и даже ощутишь гордость за страну, как на тебе, опять корни отыскиваются все там же. Со временем они научились безошибочно определять, свой это анекдот или засланный. Так, наверное, опытные радисты могут отличать своих коллег по почерку.
Еженедельно они готовили на самый верх «объективку», аналитическую записку, по сути – сводку по анекдотам. Хрущев был жаден до любой информации, а тут самая что ни на есть живая обратная связь. Что думает страна, как отвечает на каждый его шаг? Анекдоты подбирали самые острые, не стесняясь. Хрущев их читал и не обижался.
Недавно, когда председатель Комитета Шелепин ушел на повышение в ЦК и его место занял Семичастный, тоже из комсомольской колоды, разразился скандал.
В какой-то момент Филиппыч попросил анекдоты фильтровать и выбирать для сводки помягче. Недели не прошло, как Семичастного вызвал на ковер «железный Шурик»: «Ты чего творишь? Давай-ка бери только самые злые анекдоты где Никиту матом ругают, бери газеты с выколотыми глазами, и неси ему на доклад. Он всегда просил меня приносить только это и вслух читать».
Все вернули назад.
Освоившись, они окинули взглядом все вокруг, где существовал или должен был существовать юмор: фильмы – пришлось смотреть их помногу и не всегда с удовольствием; спектакли, тут Петя для себя словно другую планету открыл; читать журналы, в первую очередь «Крокодил», слушать радио, знать все нужные телепередачи. Свои наблюдения они записывали, обсуждали, систематизировали. Довольно скоро стало понятно, что дела почти везде плохи, и они пошли к Филиппычу на разговор. Доложили все подробно, в выражениях не стеснялись, сказали, что всюду мертвечина и застой, никакого движения вперед, живым смехом и не пахнет. Какая там свобода? Какая стихия? Полный штиль. Особенно досталось телевидению, а от Пети персонально – киножурналам и концертам классической музыки, он понимал, что не прав, но сдержаться не мог.
Филиппыч смотрел на них и только улыбался.
В