выйти наверх силой, ноги закинуть на крышу под запоздалые стенания кинолога, пытающегося уговорить собачку не доедать остатки казенного валенка.
Видимо, этот валенок заменил Волку и вчерашний, и сегодняшний завтраки, но в блиндаж по доброй воле он так и не полез, а желающих его еще позлить больше не нашлось.
Алексей понял: брать Керимбаева придется все-таки самому. Хорошо еще, что шеф сейчас где-то за тысячу километров, а то бы изрек свое любимое: «Куда вы лезете? Мы нужны Родине живыми». Куда-куда? Именно туда, где мы нужны, где некому сделать более грамотно.
Вообще-то, положа руку на сердце Алексей понимал, что шеф прав: не царское это дело – прокурорам вместо собачонок по кустам бегать. Но надеялся на лучшее. Чисто и спокойно, как учили еще на срочной в спецназе.
Да, Керимбаева брать давно пора: того и гляди, выскочит под автоматы. Хорошо еще, что командиры догадались солдат в оцеплении не мучить, заменили их офицерами да прапорщиками. Этим тоже несладко. Как начнут понаехавшие московские генералы искать виноватых – никому не поздоровится. Вон Тишко. Хотя и «кусок», а целый институт закончил. Голова! Да и земляк к тому же. Кстати, и в спарринге работает неплохо, правда, не любит с ним Алексей стоять: все время, как врага личного, пробует ударить. Алексей как-то предупреждал: «Ты сегодня поаккуратней, а то у меня ребра после вчерашней тренировки побаливают». Так Тишко, словно случайно, такой цуки влепил, что в глазах потемнело, а после: «Извините, нечаянно».
Конечно, нечаянно. Он каждый день тренируется. И в каптерке своей, и вечером. А ты тут мотайся по всяким тмутараканскам, меняя до пятнадцати городов в месяц – какие уж тренировки! Но вообще-то Тишко парень что надо: вон, хоть мороз, а сам вызвался: «Что же другим мерзнуть? А мы – люди привычные»…
Не выдержал командир соединения, за свои тридцать лет военной службы насмотревшийся всякого, получивший от солдат уважительное прозвище Батя, но еще не успевший примерить заказанные генеральские погоны. Сняв с седой головы папаху, он шагнул к спуску в блиндаж:
– Сынок, скажи, кто тебя обидел? И опусти автомат, подожди стрелять. Давай пройдем в тепло, поговорим. Слово даю: поговорим.
А Керимбаев заладил свое:
– Отэц хочу. Суда. Стрэлят буду.
Алексей решительно шагнул в сторону окопчика, пытаясь встать к Керимбаеву ближе, чем стоял Батя:
– Ты меня знаешь. Я исполняю обязанности военного прокурора. Мне наплевать, кто тебя обидел: «дедушки»» или офицеры…
Керимбаев замотал головой:
– Ныкто не обидэл. Стрэлят буду.
– Если будешь – посажу командира. – Алексей ткнул пальцем в сторону Бати. – Немедленно. Он под трибунал пойдет. Он такой же, как твой отец. Дети останутся одни. Вызываю караул и сажаю твоего командира. Ты это хочешь?
– Нэт. Нэ надо. Он нэ виноват.
– А не виноват, так автомат убери в сторону, а то выстрелишь случайно. Тебе Батю не жалко?..
Полковник, видимо, поняв игру Нертова, сокрушенно закивал головой:
– Да-да, сынок, убери. Прокурор меня посадит. Дети без отца…
Керимбаев