и огромный медный поднос с киселем. – Только что подали две корзины, а вы их опять раскрошили и разбросали по всей столовой. Я два года воюю с вами за то, чтобы не портили хлеба, а ничего не могу добиться. Есть можно сколько угодно, но зачем же портить!
– Тарелок нет! – послышался сзади новый голос.
– Скажите, чтоб подали вилки. Товарищ, вилок нету…
– Ни одной чистой ложки! – кричат со всех сторон.
– Сами виноваты, – по-прежнему громко и резко отвечает пожилая слушательница, поправляя прилипшие ко лбу полуседые пряди волос. – Вас просят сносить на стол грязную посуду, когда вы кончаете есть. Прислуга не успевает мыть, да еще убирать за всеми вами.
– Мы-то тут при чем? Мы еще только что пришли.
– А мы еще меньше при чем: у нас не хватает глаз и рук на всех вас. Следите сами друг за другом, а претензий нам никаких вы не имеете права заявлять. Вы должны быть благодарны тем из ваших товарищей, которые взяли на себя труд кормить вас и все связанные с ним хлопоты, а никак не с претензиями к ним обращаться.
Конечно, она была права: не так легко, в самом деле, простоять в этой жаре и сутолоке с часу до пяти! И, кажется, дежурные не пользуются за это никакими привилегиями, кроме получения обеда вне очереди, так, по крайней мере, говорила сегодня эта пожилая дама.
Впрочем, кто их знает! Говорю не относительно данного именно случая; но ведь у нас сплошь да рядом бывают разные тайные вещи, о которых большинству неведомо и которые узнаешь как-нибудь случайно.
Я нахожу, что было бы вполне справедливо и заслуженно пользоваться дежурящим в столовой и кухне даровыми обедами, и делать это вполне открыто, а не исподтишка, прикрываясь фразами о бескорыстном служении другим. Служение этим все равно не уничтожилось бы, так как труд их во всяком случае дороже курсового обеда, и уважение наше всегда оставалось бы с ними26.
30/IV. Еще этого недоставало! А между тем это так: голова наша – если не больше всего, то во всяком случае очень сильно – зависит от желудка.
Вчера у меня сделался сильнейший жар (простудилась, верно, провожая маму) и такая головная боль, какой я уже давно не испытывала, и я все время чувствовала какую-то связь между ней и желудком, точно невидимые нити были протянуты от одного к другому. Это было такое же реальное физическое ощущение, как ощущение боли в ушибленном месте или любое мускульное ощущение.
Я не буду распространяться дальше на эту тему, но пусть когда-нибудь кто-нибудь понаблюдает за собой во время головной боли (конечно, это относится не ко всякой; зависимый от желудка – совсем особый род головной боли, похожей на мигрень), это очень любопытно.
Вообще, прислушиваясь иногда к внутренним процессам организма, – а на меня иногда находит желание это делать, – можно иногда заметить и прямо ощутить, опять-таки совершенно физически, такие явления, которые в обычное время нами не замечаются, и даже трудно бывает предположить, чтобы они вообще были доступны самонаблюдению.
Сейчас была у меня