Мой дом родной – тюрьма и зона – 4. Владимир Александрович Мисечко

словно знак, о лучшей жизни он мечтает.

      Кроваво-красная луна, свидетель боли и страданий,

      Она одна здесь допоздна, хранит молчание и терзанья.

      Но даже в этой клетке тьмы, душа стремится к свету, к воле,

      И верит, что однажды мы, забудем эту адскую юдоль.

      И во снах приходят луга, поля, где ветер вольный травы косит,

      Где мать родная ждет меня, и сын, что имя мое носит.

      Я вижу солнце, слышу смех, и чувствую тепло ладоней,

      Но утро бьет, как тяжкий грех, и возвращает в мир агоний.

      Здесь каждый шорох – это страх, здесь каждый взгляд – как нож под ребра,

      И на иссохших, злых губах, лишь шёпот: «Выжить бы до завтра».

      Но в глубине души горит, огонь надежды, еле тлея,

      Что справедливость победит, и распахнется дверь за нею.

      Кроваво-красная луна, ты видишь все, ты знаешь правду,

      И пусть дорога так длинна, я верю, что найду награду.

      За все страдания, за боль, за годы, что здесь пролетели,

      Я вырвусь на свободу вновь, и буду жить, как я хотел и велел.

      ***

      В мареве кровавом, как в тумане

      В мареве кровавом, как в тумане,

      Стены серые вздымают свой оскал.

      Здесь свобода – лишь далекое преданье,

      Здесь надежда – тлеющий уголек, угас.

      За решёткой – небо, узкая полоска,

      Словно память о потерянном тепле.

      В сердце – боль, тоска, глухая злость,

      И вопрос: «За что же это все ко мне?»

      Каждый день – как капля, медленно стекает,

      В вечность, где нет ни начала, ни конца.

      Лишь скрип двери, да эхо вдалеке играет,

      Напоминая о забытых именах.

      Здесь время замерло, как в янтаре,

      И каждый вздох – как тяжкий, рваный стон.