ом божественном жесте.
Родилась искра творения.
Ярче тысячи солнц.
Древнее тысячи гор.
Аль-Мазин вдохнул движение.
Аль-Харид подарил форму.
Так возник мир.
Между текучим и недвижимым.
Между танцем воды и стойкостью камня.
Из ладоней Аль-Мазина потоки.
Пальцами Аль-Харида горы.
Смешали дыхание с голосом.
Родилась жизнь.
Хрупкая, как первая роса.
Увидели братья человека.
Нахмурились божественные чела.
Глаза имеет, но не видит.
Уши имеет, но не слышит.
Разум мутен, как вода в шторм.
Сердце пусто знанием, как пещера без сокровищ.
Снизошли братья.
Коснулись своих сердец.
Извлекли кристаллы сияющие.
В них заключена мудрость творения.
Вот дар вам, дети слепые и глухие.
Синие кристаллы на дне пустыни.
Текучее в недвижимом.
Вода в камне.Жизнь в смерти.
Смотрите на свет кристаллов.
Слушайте их песню безмолвную.
До тех пор, пока не увидите.
До тех пор, пока не услышите.
Братья наблюдают из тишины.
Ждут пробуждения своих детей.
Когда глаза увидят.Когда уши услышат.
Тогда возвратится всё к началу.
К первой заре.
Скрижаль Рассвета, Свиток Первый
Шестилетняя Лейла заметила это первой.
Тонкая грань между неведением и прозрением порой доступна лишь самым юным. Девочка приходила в Храм Воды каждое утро седьмого дня недели, когда первые лучи солнца отражались в многочисленных зеркальных поверхностях купола. Её маленькая ладонь покоилась в руке матери, тёплая и доверчивая. Пока женщина склонялась в молитве перед алтарем Аль-Мазина, шепча слова, передаваемые из поколения в поколение, Лейла занимала своё привычное место на прохладных мраморных плитах.
Здесь, в тишине храма, нарушаемой лишь шелестом одежд молящихся и редкими вздохами, она смотрела на кристалл. Взгляд её темных глаз, отражающих глубинную мудрость, недоступную взрослым, не отрывался от величественного артефакта.
Огромный, размером со шкаф, кристалл парил в воздухе за алтарной преградой. Он медленно вращался. Глубокий синий свет пульсировал изнутри, словно сердцебиение древнего существа, в такт неслышной мелодии. Лейла, склонив голову набок, прищуривала глаза – ей казалось, что она почти может услышать эту музыку. Тихую, как шепот дождя по крыше в те редкие ночи, когда небеса благословляли город Аль-Мадир влагой; нежную, как прикосновение прохлады к разгоряченной коже; древнюю, как память самого времени.
В сердце бескрайней пустыни, где солнце правило с беспощадной властью, Аль-Мадир возвышался подобно драгоценному камню в короне забытого царства. Это был процветающий город, один из семи великих оазисов, основанных при благословении богов-близнецов. Его душой и сердцем был Храм Вод – величественное сооружение с высоким куполом, усеянным крошечными зеркалами, отражающими свет во всех направлениях, и системой каналов, разветвлявшихся по всему городу подобно кровеносным сосудам живого организма.
В центральном святилище, подвешенный между небом и землей невидимыми силами, висел древний кристалл. Дар бога Аль-Мазина, величайшее сокровище города, артефакт, питавший Аль-Мадир живительной влагой на протяжении многих веков. Легенды гласили, что внутри кристалла заключен фрагмент первозданного океана, существовавшего до рождения солнца.
В то утро, в самый разгар третьего месяца великой засухи, чутьё Лейлы уловило тончайшее смещение в ткани привычной реальности. Что-то изменилось в картине, которую она созерцала много раз.
– Мама, – прошептала она, дергая женщину за вышитый рукав. – Мама, почему я не вижу тени кристалла на стене?
– Тише, Лейла, – отмахнулась мать. – Не отвлекай меня.
– Но посмотри, тени почти нет, – настаивала девочка.
Мать вздохнула и бросила короткий взгляд на стену, где действительно проглядывало лишь слабое мерцание.
– Так бывает, детка. Ничего особенного, – произнесла она снисходительно. – Кристалл иногда светит ярче, иногда слабее. Это естественный цикл.
Лейла нахмурилась.
Когда они вышли из храма на залитую ярким солнечным светом площадь, Лейла остановилась у центрального фонтана. Вокруг фонтана уже собрались женщины с глиняными кувшинами – больше, чем обычно в этот час. Некоторые тихо спорили о том, кто занял очередь первым.
– Мама, а почему вода стала меньше? –