пробирку. – *Er sucht immer*.
Старик крестится, сплёвывает через плечо. Он знает. Все в этом доме знают, что Маркус не совсем человек.
Дверь в квартиру приоткрыта. Лика входит без стука. В гостиной – полумрак, только экран старого телевизора мерцает синим, транслируя немое кино: Геббельс ораторствует, солдаты маршируют, кадры прыгают, как в припадке. На диване – он. Маркус. Его платиновые волосы распущены, нити дыма от сигареты вьются вокруг лица, как вуаль.
– Ты опоздала на три часа, – говорит он по-русски, не глядя. – Я начал скучать.
– Врешь. Ты считал минуты.
Он поворачивается, и её тело сжимается – одновременно от страха и желания. Шрам на его виске будто пульсирует при свете экрана.
– Подойди
Она не двигается. Знает игру: первый шаг – поражение. Маркус встаёт, и его тень накрывает её, как крыло. В руке – стакан с абсентом. Запах полыни смешивается с кровавым ароматом её запястий.
– Ты рисовала сегодня? – Он проводит пальцем по её браслету, касаясь свежего пореза.
– Нет
– Врёшь. – Его губы прижимаются к ране, язык ловит каплю крови. – Акварель… Но слишком бледная. Ты разбавляла её слезами?
Лика дёргается, но он уже прижимает её к стене. Телевизор за спиной воет.
– Зачем ты позвал меня? – шепчет она.
Маркус достаёт из кармана конверт. Тот самый, с чёрно-белым фото клиники.
– *Widerlich*. Ты туда заглядывала.
– Не я…
– Не я, – передразнивает он, и вдруг смеётся. Звук – как скрип ножа по рёбрам. – Твои любопытные пальчики везде суются, *Liebling*. Ты нашла письма? Дневники? Или, может, комнату с… – он целует её в висок, – …с игрушками?
Лика закрывает глаза. Вспоминает: подвал клиники, железные койки с ремнями, стеклянные банки с чем-то, что шевелится. И голос из темноты: *«Ты следующая?«*.
– Я ничего не брала!
– Но *видела*. – Он наливает абсент в её рот. Жжёт. – И теперь они увидят тебя.
Телевизор гаснет. В тишине слышен скрип – будто кто-то шарит ногтями по двери. Маркус отступает, разваливается на диване, как король на троне из костей.
– Беги, Лика. Пока я не передумал.
Она не шевелится.
– Беги! – Он швыряет стакан в стену. Зелёные осколки вонзаются в её щиколотку.
Она бежит. По лестнице, через двор, где старик-сосед копается в мусоре, выкрикивая: *«Widerlich! Widerlich!«*. Дождь смывает кровь с ноги, но не страх.
На углу её хватает за руку Томас. Его пальцы тёплые, в отличие от маркусовых.
– Лика! Опять с ним? – Он снимает куртку, накидывает на её дрожащие плечи. – Я нашёл ещё одно тело. Девушка… С порезами, как у тебя.
Она молчит. Над ними, в окне квартиры Маркуса, вспыхивает огонёк зажигалки.
– Он тебя убьёт, – говорит Томас.
– Нет, – Лика смотрит вверх, туда, где в стекле отражается лицо Маркуса. – Он меня уже убил. Много раз.
Томас