вечера мудренее, – согласно откликнулся Евгений. – Будет день, будет и пища. Всякое семя знает свое время. День да ночь – сутки прочь. Лови Петра с утра, а ободняет, так провоняет.
– До утра будешь куковать? – спросил Аркадий.
– Память тренирую, – сказал Евгений. Но замолчал. Вернее, продолжил вспоминать пословицы, но не вслух, только шевелил губами и улыбался, радуясь богатству русского языка и своей памяти.
А Торопкий, перейдя дорогу и направляясь к своей машине, подумал: для полного анекдота не хватает, чтобы сейчас встретился украинский кордон и тоже учинил проверку документов.
Глядь: двое. И один тоже Коля, а второго зовут Леча. Они встретили Торопкого приветливее, чем российские пограничники, с улыбкой.
Но все же сказали:
– Леша, дорогой, покажи документы.
– Так вы меня уже видели, что ж сразу не спросили?
– Сразу ты туда шел, а теперь обратно идешь. Мы для тебя же проверяем, чтоб ты не забывал документы носить.
– Как я забуду, если я на машине? Вот – и права, и паспорт.
Коля взял паспорт, а Леча права. Осмотрели.
– Вообще-то половина двенадцатого уже, – сказал Леча.
Торопкий вспомнил, что после десяти часов вечера переход через границу запрещен. То есть он и в течение дня запрещен во всех местах помимо КПП, но негласно разрешался. Да и после десяти разрешался, поэтому строгость пограничников была необычной.
Что-то происходит, подумал Торопкий. Что-то происходит, а я не знаю. Какой я после этого журналист?
– Какой-нибудь новый циркуляр или приказ прислали? – решил он выведать.
– Каждый день что-нибудь присылают, брат, – уклончиво ответил Леча.
– Но я-то не знаю, давайте штраф заплачу, – предложил Торопкий, которому очень хотелось домой.
– Мы что, чужие? – обиделся Леча. – Не надо нам штраф, лучше в следующий раз принеси маслоприемник для «девятки», он копейки стоит, а у нас тут нет.
– Маслоприемник, хорошо.
– Для «девятки».
– Запомнил, маслоприемник для «девятки». Я, может, и тут найду.
– Вот спасибо! Будь здоров, привет семье!
А над Грежиным, на крутом кустистом холме, стоял приехавший из Москвы инженер-проектировщик и архитектор Геннадий Владимирский. Он оглядывал поля, леса и речку Грежу, огибающую поселок. Вон там и там могут без ущерба для пейзажа пройти две железнодорожные колеи. А там – удобное место для моста. А на том вон пустыре разместятся пути и строения железнодорожного узла, а при нем – терминально-логистический центр.
Геннадий всегда любил технику, но всегда любил и природу. Идеальной воображаемой картинкой для него было – стремительный поезд, летящий по эстакаде над бескрайним зеленым полем, там и сям виднеются игрушечные маленькие города, а вдали горы, а за горами – море, эстакада уходит куда-то туда, в горы и море, плавно изгибаясь, как Великая Китайская стена.
Геннадий нетерпеливо хотел будущего в свои двадцать семь лет, не только своего, а общего, когда не будет границ, когда Землю опутает сеть элегантных железных дорог, точнее говоря – магнитных, по которым бесшумно