а другой, словно застыв, стоял в дверях вагончика и странным неподвижным взглядом следил за ним.
– Ты че на меня вылупился, придурок? Че вылупился? – Потехин, со злостью размахивая руками, бросился в его сторону. – Да я теб… – Неожиданно он споткнулся, а в следующую секунду непонятно какая сила схватила его и, бросив на землю, прижала. Потехин попытался вырваться – бесполезно. Было такое чувство, что на него уронили скалу. Хотел закричать, но не смог, так как что-то еще более мощное и холодное схватило за шею и принялось душить.
Его глаза вылезли из орбит, и он в ужасе помертвевшими, хватающими остатки воздуха губами, прохрипел:
– По..м..о..г..ите…
Потом все исчезло.
Когда в следующее мгновение, как ему показалась, он открыл глаза, то сразу понял, что жив, потому что дышал! Свободно! Ничего не мешало. Потехин обрадовался – слава богу! Попытался встать, получилось, и он обрадовался еще больше, но, оглядевшись, почувствовал страх. Еще бы, ведь место, где он находился секунду назад, и то, где был сейчас, разительно отличались. Там была стройка, а здесь пустырь, огромный, конца и края не видно. И самое главное, здесь не было ничего. Ничего и никого – абсолютно. Пустота, тишина – пугающая тишина.
– Где это я? А-а-а! – крикнул он. Ответа не было. Потехин испугался еще больше. – Здесь есть кто-нибудь? – Тихо. Он заметался, мысли путались. – Люди?! Есть кто-нибудь? Люди! Ау! Где вы? Ау!..
Глава II. Ненависть
7 августа
Утро для Виктора Николаевича Осипова выдалось на редкость отвратительным. Сначала достала жена, трещавшая как сорока, едва он открыл глаза. Хотя к ее «трескотне» за десять лет он уже привык. Затем за столом дочурка, милое создание семи лет, потянувшись за пирожным, неловко стукнула локтем чашку, в которую, к несчастью, уже налили кофе, и его рубашку, любимую, кстати, очень дорогую, угадила противная бурая жидкость.
Рубашку пришлось сменить, не без скандала, конечно.
Дите, перепуганное папиным гневом, он предоставил успокаивать супруге, предварительно высказав ей, все, что он думает, по поводу ее воспитания детей. И, брякнув, как всегда, на пороге: «Когда буду, не знаю!» – выскочил за дверь.
Уже сидя в машине, которую довольно умело вел его личный шофер, он позвонил своей Жанночке. Но здесь ему тоже не повезло – как назло, ее телефон не отвечал. Осипов зло бросил трубку. И тут же заметил, что они еще и стоят, причем в довольно большой пробке.
– Эй, что случилось? – Осипов забарабанил пальцами по стеклянной перегородке, отделявшей его от водителя. Стекло опустилось.
– Авария! – не поворачивая головы, лаконично сообщил шофер.
– О, черт! – Осипов посмотрел на часы и стал нервно кусать губы.
Вообще-то, если не считать вот таких редких неудачных дней, жизнь в целом Осипова радовала.
Во-первых, на семейном и личном фронте у него был полный порядок.
Во-вторых, на работе все было о'кей.
И хотя ему едва минуло тридцать пять лет, он уже занимал достаточно высокую