истинной веры нельзя погасить ничем, и они, в конце концов, поймут, что только наша вера – это истина в последней инстанции, дарованная нам Всевышним и только мы являемся её полноправными проводниками! – надменным голосом произнёс магистр и покосился на склонившего перед ним свою голову помощника.
Потом он перевёл свой взгляд на догорающую избу еретика. Над остатками её крыши торчал обуглившейся остов креста с кое-как висевшим на нём, обгоревшими останками человека. Стая воронья уже кружила над избой, предвкушая пиршество, но пока ещё не решалась снижаться. Птицы чуяли поживу, нервничали и раздражённо каркали, но едкий дым и остатки языков пламени и назойливое присутствие людей не давали им приступить к трапезе. Магистр посмотрел на стаю ворон, поморщился и почти в унисон им прокаркал:
– Поехали отсюда, брат мой, нам здесь больше делать нечего!
– Но ещё остался жив сын этого язычника, господин магистр, – махнув в сторону обгоревшего трупа, произнёс помощник.
– Смерть отца-язычника будет хорошей наукой его последышу, и я уверен, что он сделает из этого случая надлежащие выводы, а если не сумеет, то его тоже будет ждать незавидная участь его отца!
– На всё воля нашего Господа, – склонив голову, кротко ответил секретарь.
– Воистину нашими помыслами руководит наш Господь! – нравоучительно ответил магистр. – В путь, нас в Вендене уже ждут неотложные дела! По пути заедем в Ригу, навестим нашего уважаемого архиепископа, обменяемся с ним новостями.
Отряд собрался в походную колонну, и во главе с магистром тронулся в обратный путь. Когда последний всадник скрылся в прибрежных дюнах, из лодок на берег выскочила троица друзей. Каждый из них кинулся к своей избе. Стоян подбежал к своему дому, откуда только что ушли меченосцы. Толпа жителей деревни расступилась перед ним, а он упал на колени перед останками дома, где уже несколько веков жил их род. Прямо над ним раскачивался на ветру обгорелый крест, а вместе с ним и обуглившийся труп его отца. Изредка, с громким треском рушились прогоревшие брёвна, но труп отца, закреплённый умелой рукой служителя истинной веры, продолжал висеть над головой Стояна. Его слёзы сами, ручьями текли по щекам и капали на жёлтый песок, но он не стеснялся их и даже не пытался вытирать.
Постепенно все разошлись по своим домам и за его спиной остались только сочувствующие и любопытствующие односельчане. Кто-то даже стал потихоньку, в меру своего умения, утешать Стояна. Одним из первых ушел староста рыбацкой деревни – он не захотел остаться: ни посочувствовать своему односельчанину, ни даже просто из праздного любопытства. Оставшиеся пара-тройка человек смущённо потоптались возле сгоревшего дома односельчанина и тоже пошли прочь. Никто за сумятицей событий не заметил, – как солнце скрыли плотные, тяжёлые тучи и пошёл проливной дождь. Сильные струи воды неистово