Владимир Иванович Немцев

Шесть рассказов


Скачать книгу

затих. И в той тишине мужик неторопливо, но ощеряясь, побрёл к выходу. Клавдия Серафимовна невозмутимо помогла мне уложить покупки и мы пошли во двор под несколько удивлённо-опасливыми взглядами.

      – Вот хмырь-то! Чего он к тебе прицепился?

      – Понятия не имею. Он в вашем доме живёт?

      – В моём доме я всех знаю. А он не знаю и знать не хочу, где живёт, может, на вокзале, может, под забором. Первый раз вижу.

      – А вы его таксистом определили. Про детей сказали, он даже не стал возражать…

      – По говору узнала. Похоже, и посидел немного. А что дети непутёвые, так это наверняка. Много я кого повидала, милок, на зубок определяю, и с каждым говорить умею. И не спрашивай. А пристал он к тебе скорей потому, что уж больно щегольски ты выглядишь: рубашечка красная, галстучек красивый, ботиночки чищенные. Франт!

      – Неужели завистник?

      – Да не-ет, другое. Такие щёголи, как ты, в наш магазин не ходят, у них свои магазины есть. И таксисты красавчиков не любят, понял? Те им мало чаевых дают, а ожидания большие внушают. Вот ты бы сколько дал?

      – Да я на такси не езжу.

      – Вот и я говорю. Не соответствуешь своим претензиям. Не обижайся, миленький, ты сам с возрастом это поймёшь. Только лучше, когда кто-нибудь ещё объяснит, одного опыта пока мало. По телевизору ведь смотришь членов политбюро? Они как выглядят? Да словно серые мышки! Потому что они говорят: мы за пролетариат! А ты за кого?

      – Я – за богему, – засмеялся я.

      – Вот я и гляжу, как ферт французский смотришься. Только живёшь не как француз.

      – А вы знаете, как французы выглядят?

      – Чего же не знать? Я кино смотрю, французские фильмы нравятся. Только итальянское кино неореализма больше нравится, оно честнее, и нам ближе.

      Я покосился на старенькое штопаное пальто Клавдии Серафимовны. Меня всё это ошеломило – таксист, неореализм… Клавдия Серафимовна неожиданно предстала с новой стороны.

      Была она и раньше грубовата, но это нисколько не обижало. Сейчас я с обретением жизненного опыта могу объяснить, почему. Есть ведь грубость и есть хамство, в основе того и другого находится одна грубость. Но хамство я не склонен прощать, потому что хам с помощью грубого общения самоутверждается. А органично грубого человека стоит простить: это может быть его стилем поведения, может быть следствием воспитания среды, а может быть и просто отсутствием воспитания – наши школы ведь этим специально не занимаются. Скорей примитивная московская грубоватость Клавдии Серафимовны была приобретённым свойством на протяжении её долгой жизни, а возможно, и защитной чертой характера. Но это и не суть важно: Клавдия Серафимовна ведь зла другим не несла.

      Вскоре я окунулся в новый для меня мир, вырваться из которого не удавалось. А потом представился случай позвонить из общежития двоюродному дядьке, сыну Клавдии Серафимовны, и с удовольствием услышал его голос, интонацией и говором напоминающий мать.

      – Болела