на меня.
– Простите… – Едва устояв на ногах, я закрыла дверь и под бешеный ритм собственного сердца вернулась к скамейке.
Дрожащими пальцами нащупала расписание. Сквозь мутную пелену слез отыскала вторник, третий урок – я была на месте, но место это Лучинин нарочно указал не то. Мстил ли он за Варю или хотел отыграться за себя, я не знала, как ровным счетом и того, куда мне теперь нужно было идти. Впрочем, отчаянно захотелось домой. Стоило уже признать, я оказалась непригодной к обычной жизни.
Наплевав на одышку, я побежала к лестнице, на ходу достала смартфон и уже почти набрала номер отца, но в последний момент сбросила вызов: не хватало еще, чтобы папа напридумывал себе всякого, заслышав мои всхлипы и сбившееся дыхание. Его главный страх сейчас казался мне почти осязаемым, а проблемы с расписанием – сущей ерундой.
Спустившись до второго этажа, я взяла паузу. Упершись затылком в стену, старалась отдышаться. Щипала себя за щеки, умоляла сердце пожалеть несчастные ребра и чуть сбавить ритм. А когда мир перед глазами перестал вертеться, схватилась за перила и ступенька за ступенькой снова зашагала вниз.
«Первый этаж. Холл. Расписание, – повторяла я вместо молитвы. – Я сильная. Я справлюсь. Я смогу».
– Ася? Ты почему не на уроке?
До цели мне не хватило каких-то десяти шагов и щепотки удачи.
– Господи, а с лицом что?! Ты плакала? – Владимир Геннадьевич бесцеремонно схватил меня за плечи и принялся внимательно разглядывать, как поцарапанный бампер на любимом авто. – Плохо себя чувствуешь или кто обидел?
– Все нормально, – бросила я в свою защиту, но голос предательски дрожал.
– Нормально?! Да в каком месте нормально?! Ты же синяя вся! Давай-ка к врачу немедленно! – И, ослабив хватку, он тут же подтолкнул меня в сторону медкабинета. – Марья Филипповна у себя. Она посмотрит. Если что, «скорую» вызовет.
– Не надо, пожалуйста, не надо! – Я из последних сил упиралась пятками. – Обычное дело, сейчас все пройдет!
– Не нравится мне это все, ой, не нравится, Ася! – Владимир Геннадьевич продолжал уводить меня все дальше и дальше от расписания, словно и не слышал вовсе. – Ты отцу звонила?
– Нет, – пропищала я, усилием воли сдерживая слезы.
– Не переживай, Асенька, я сам ему сообщу…
– Не надо, пожалуйста! Только не папе! – взвизгнула я на весь холл, стоило представить взгляд отца, безжизненный, пронизанный тревогой за меня. – Он… он с ума сойдет!
– А так я с ума сойду, – остановившись на мгновение, растерянно развел руками Добрынин и все же достал телефон. А это означало только одно: мой второй день в школе грозил стать последним. Но если еще пару минут назад я и сама этого хотела, то сейчас, стоя на краю, понимала, как ошибалась: не так страшно было проиграть, куда паршивее – просто сдаться.
– Пожалуйста! – Мотая головой из стороны в сторону, я хваталась за соломинку, но продолжала тонуть: в случае с Добрыниным спорить было бессмысленно, о чем-то просить – глупо. Владимир Геннадьевич