ученая. С высшим образованием. Бухгалтер-экономист. Пять курсов и диплом. И муж. К диплому прилагался. Сокурсник. Виктор. Никто не брал. А Мария – вся в отца, такая же жалостливая. Да и красивый Виктор был, как ангел. И бледный весь такой.
Мария сама была в материну породу. Темные глаза, темные гладкие волосы, кожа смугловата, кость широкая, бедра такие крепкие, кожей туго обтянутые, что если встать посреди дверного проема и качнуть ими от одного косяка до другого, так по всему институту звон пойдет, и всякая вертикаль в нем дребезжать начнет в ответ, и звенеть будет шесть минут кряду. Такие были бедра у Марии, не всякий за один подход обхватить мог, а мечтали многие.
А вот Марье бы хотелось, чтоб мечтали об другом. Из-за проклятых этих бедер никто не сознавал в Марии прекрасной ее, нежной и трогательной души. Мария книги читала, про любовь, и плакала так, плакала… Все стипендию на глупости тратили, а Мария в книжный относила. Вот как. А книги, несмотря на высокую романтичность натуры, покупала, руководствуясь самым экономическим принципом, исключительно в мягкой обложке, без картинок. Ну, она не маленькая же, с картинками читать. А уж, поскольку все книги про любовь одинаковы, то и смысла покупать дорогие, конечно же, нет.
Как рыдала она по ночам над прекрасными образами дев, раздвинувших чресла свои в начальственных кабинетах и принужденных жить потом в роскоши, как чаровали ее наложницы, все не по своей воле обязательно, разных шахов, в настоящем времени в далеко прошедших и невиданных мирах. Всякую роль она незамедлительно мерила на себя, и в каждой было ей удобно невероятно. И все черты характера, которые были необходимы, чтобы быть принужденной стать королевой или что-то в этом роде было: ум, красота, сварливость характера, волевые качества лидера и острое неприятие сокурсников, к которым всем она без исключения выражала презрение (иначе, как заставить их полюбить себя?)
Все шло отлично, пока в их здание не перевели филологов. Здание литературного факультета закрыли на ремонт, а самих пока расквартировали на лекции в здании экономистов.
Все было прекрасно и понятно в жизни Марии, все имело в ней место: любящие родители, завистливые подруги, несбыточные мечты. И тут явился он, «юноша бледный со взором горящим» Вообще не такой, как в романе. Там были все знойные, с тонкими ноздрями, загребущими руками и наглые как денежная реформа, настойчивые как сифилис, беспринципные как предвыборная агитация.
Этот был другой. Он был бел и кудряв. Бел как девушка, словно не загорал вовсе и никогда не бывал на пляжах. Кудряв же был как ангел, как те самые фигурки на рождество в магазинах. И глаза у него были голубые, как небо. Был он чрезвычайно тощ, отчего у Марии, выращенной на своей с огорода картошке, на своем из-под коровы молоке, немедленно развился материнский теплый инстинкт к филологу. Хотелось кормить. Накормить его до икоты. Смотреть, как он жует, открывая для себя все новые вкусы, хотелось показать ему жизнь во всей красе: заваленную пирогами, уставленную дымящимися борщами, политую тающей сметаной на мраморных