народом любима
За тонкую стать и красу,
Вышла к дороге рябина,
Кисти, держа навису.
С лета ещё наливалась,
Только теперь пролилась
Ягоды спелая малость —
Самая, самая сласть.
Водонапорная башня.
Комплекс колхозный вдали…
Кормилица чёрная пашня,
Милость родимой земли.
Осени поздней усталость.
Листьев осыпанных тлен…
За милость земли и за сладость,
Что предложу я взамен?
Дом
Моя изба. Родительский мой дом,
Да обойдёт тебя моё забвенье!
В конце села за высохшим плетнём
Покой души – моё отдохновенье.
Ты обветшал.
Ты в землю врос корнями.
Уютен мир твой, сумрачен и тих.
Течёт в траву затейливый орнамент
Померкнувших наличников твоих.
Сквозит чердак, набитый воробьями.
Там крепкий дух обкошенных полей…
Твои бы стены оклеил рублями
Заместо старых выцветших шпалер.
Сидит хозяин, хмур и нелюдим,
Под поздним солнцем на завальне горбясь.
Жестока осень! Всё короче дни.
Зову отца, а он не хочет в город.
Впотьмах пошарю в ледяном закуте,
Печь разожгу – дрова мои сухи,
И ты трубою красною закуришь,
Попыхивая в сумерках глухих.
В сей поздний час, висок ладонью стиснув,
Смотрю, как пламя мечется, маня,
Как будто жизнь вся не имела смысла
Без этой вот минуты у огня…
Встреча с другом
Коньячок армянского разлива,
В горнице просторно и светло…
Наливай, мой друг, неторопливо
В золотое тонкое стекло.
Будем пить за лёгкую удачу.
Отдадимся песне и гульбе…
Что ты? Что ты, милый? Я не плачу.
Я смеюсь и радуюсь судьбе.
Наше детство за окном маячит,
За собой таинственно маня…
Я свиданье девочке назначу —
Не узнает женщина меня.
Из детства
Во временах теперь далёких
Был мир расколот пополам,
Когда война гасила окна
И шарил ужас по тылам,
И смерть косой махать устала…
Леса горели и поля.
Родился я.
Земля стонала.
И было ей не до меня.
Но вот, со смертью по соседству,
Плоды грядущего тая,
Раскрыв листы ладоней детских,
Поднялся стебель бытия.
Найду во сне любимой губы.
Жизнь сладкой чашей до краёв…
Полны обугленные срубы
Слезами детства моего.
Из юности
«Пусть с другой несчастным буду!» —
Я расписывался кровью, —
Если я тебя забуду,
Если я тебя не вспомню.
И, когда тот летний вечер
Соловьями заливался.
Я