если позволяет уехать. И вот теперь Наташка пыталась договориться с Глебом.
– Я все равно уеду, – сказала она, глядя в глаза. – Но я не хочу уезжать после ссоры. Это плохо, Глеб. Мало ли как жизнь повернется.
Апельсин все же разломился надвое. Нутро у него нелепое оранжевое, с тонкими волоконцами.
– Зачем тебе все это?
– Интересно, – ответила Наташка. И она говорила правду. Она всегда говорила правду, даже когда Глебу не хотелось эту правду слушать. Например, сейчас. – И важно.
– Ты хочешь стать бессмертной, да?
– Если получится, то не откажусь, – протянув руку, Наташка попыталась погладить его по голове, как будто он был еще маленьким, и Глеб увернулся. Большой он. И самостоятельный. И вправду хватит вести себя, как ребенок. Наташка своего добилась? И Глеб сумеет.
Правда, он еще не решил, куда пойти: в фехтование или в театр. И там, и там его называли перспективным. Хотя добавляли, что таланта мало – надо заниматься усерднее.
Надо определиться.
И всецело отдаться цели. Как Наташка.
– Но на самом деле главное – интерес. Задача. Тебе ведь тоже нравится решать задачи? – спросила она.
Глеб кивнул. И Наташка, воодушевившись, продолжила.
– Эта – одна из самых сложных. А Крайцер – лучшая. Она всего на пару лет меня старше, но уже защитилась. А если бы ты видел ее выкладки…
Наташка вскочила и принялась расхаживать. Ее зеленый купальник и кожа блестели водой, и только на левом бедре виднелось пятно песка. Короткие Наташкины волосы торчали дыбом, а на спине протянулся горный хребет позвонков.
Тетка вечно жалуется, что Наташка не ест.
Ей не интересно есть. Ей интересно решать задачи, и ради очередной она готова бросить Глеба.
– …стимуляция отдельных участков коры неопаллуса…
На песке остаются следы-ямки, и разорванный пополам апельсин в руках Глеба покрывается белой пылью. Есть надо. А не хочется.
– …эффект наложения…
Наташка повернулась на пятках и уставилась на Глеба, вынеся вердикт:
– Тебе это не интересно, конечно.
– Нет, – сказал он, а она не уточняла, что именно «нет». Решение было принято, и Наташка ушла. А Глеб смотрел ей в след, и удивлялся, что тень Наташкина не уменьшается, а надвигается. Шаг за шагом, она разрасталась ввысь и в ширину, и когда подошла совсем близко, вдруг уронила кусок себя на Глеба.
И Глеб очнулся.
Тварь возвышалась над ним. Чужая голова упала под ноги Глебу, и тем, наверное, разрушила иллюзию воспоминаний.
Тяжко вздохнув, тварь вытянула лапы, положив Глебу на плечи, и раскрыла узкую, утыканную иглами зубов, пасть. Длинный язык свернулся в ямке нижней челюсти, и по обе стороны его пухлыми подушечками возвышались ядовитые железы.
Мягкий живот твари давил на ствол. И Глеб, зажмурившись, чтобы не видеть желтых ласковых глаз, нажал на спусковой крючок. Кадавра отбросило. И встать он не сумел. Лежал, дергал тонкими лапами и скрежетал обиженно. А потом затих. Глаза погасли.
Но