выходит мужик в черном костюме, открывает мне дверь. Прыгаю на переднее пассажирское, оборачиваюсь. Несколько минут молча изучаю пропитую, покрасневшую, исхудавшую физиономию старого знакомого. Он изменился. Двадцать лет строгого режима сделали из него лысого, пропитого зэка. Зуб, в свою очередь, зажатый между двумя крепкими парнями, молча ухмыляется и громко вобрав в рот сопли, демонстративно харкает на коврик. С кровью. Мерзко. Все, от начала до конца. Видеть его, вспоминать сколько боли этот человек принёс мне. Гриша сидящий за рулём, оборачивается через кресло, брезгливо косится на харчок.
– Туберкулёз?– спрашиваю. Холод собственного голоса обмораживает уши и нутро.
– Он самый,– расплывшись в улыбке, отвечает Зуб.
– Зачем припёрся?
– Сына хочу видеть!
Сжимаю челюсть и закрываю глаза. Я давно научился контролировать эмоции. Медленно выдыхаю, тушу внезапную вспышку ярости.
– У тебя нет сына.
– Заяц, а ты не охуел?
Пиздец. В ушах звенит от этой клички. Я думал что давно поборол детские страхи, но услышав это погоняло из уст моего мучителя, на секунду снова ощутил себя маленьким пацаном. Зашуганным. Изгоем с заячьей губой. Не ребенок, а мишень для насмешек. Сколько раз Саша Зубов, мой одноклассник, запинывал меня ногами на полу в школьном туалете? Сколько раз, он поднимал на смех перед всем классом мои недостатки? Сколько раз, он окунал мою голову в унитаз, смеясь и крича, что моему дерьмовому лицу там самое место?
Завис. Ушёл мыслями в далёкое детство. Я пережил множество пластических операций. Хирургам в США удалось создать мне красивые губы, ровные, идеальные. О перенесённых операциях, как и о моем изъяне, напоминают лишь несколько почти незаметных тонких шрамов над верхней губой, которые успешно маскируются растительностью на лице.
Пока я утопаю в болезненных воспоминаниях, Гриша коротко кивает головой парням на заднем. Один из них бьёт Зуба в живот. Звук глухого удара и стон, возвращают к реальности. Снова оборачиваюсь. Смотрю на его перекошенное от боли ебало. Кто он, и кто теперь я! Детские травмы отступают. Возвращается возможность соображать. Достаю из кармана пачку.
– Покурим?– предлагаю Саше.
– Не курю,– хрипит, сплевывает на коврик.
Щелкаю пальцами по дну пачки, выхватываю выбившуюся наверх сигарету, крепко зажимаю губами фильтр, подкуриваю.
– Сколько тебе осталось?– выдувая дым через ноздри, оборачиваюсь назад.
– Немного.– Мгновенно растеряв остатки лживой ухмылки и смелости, совершенно серьёзно отвечает пропитым голосом.– Дай мне сына увидеть. Пашка должен знать кто его отец!
Затягиваюсь, киваю парням. С удовольствием смотрю как Саше снова пробивают брюхо. Гримаса были на его лице, лучше любого дофамина.
– Не смей имя его произносить. У моего племянника нет отца. Лучше так, чем иметь такого отца как ты.– Выдуваю струю едкого дыма ему в лицо и сразу снова затягиваюсь. Горячий пепел падает на брюки. Похуй.
– Какого, такого?– отдышавшись после