и воспоминаний. Времени на подготовку не было, поэтому Юрий шел впереди, показывая дорогу, и листал на ходу книгу. Но все подобралось абсолютно точно.
Да, совершенно непреднамеренно получилось так, что наше восхождение на Голгофу пришлось на праздник Крестовоздвиженья. И это было хорошо.
Дорога становилась все круче. Все меньше голосов подхватывало песни, и вот они смолкли совсем. И тут открылась она – Голгофа. Дул сильный ветер. Было зябко и сыро. Начали готовить мессу, установили свечи, даже не надеясь особо на то, что их удастся зажечь. Но как только вспыхнули огоньки, ветер стих и выглянуло солнце. Оно стояло в небе вплоть до пресуществления (а было уже 19.30), а потом мгновенно закатилось, и на нас упала тьма. Но свечи продолжали гореть. Было и еще одно: за нашими спинами – мирян, не священников, – в тех местах, где в мессе говорит народ, начинала шелестеть листвой рябинка. Пару листьев с нее мы привезли в Москву.
До командировки Троицкой, где сидели в заключении католические священники, нам добраться не удалось – это еще 9 км пешком, уже стемнело, да и плыть на Центральный предстояло еще 3,5 – 4 часа. Возвращаться на Анзер на следующий день тоже было нереально. И мы просто оставили себе зарубку на память – ведь еще вернемся…
Взбираться в темноте из лодки на катер оказалось не страшно – сила желания оказаться в тепле и выпить кофе, имеющееся в каюте, а также сильные руки наших мужчин просто возносили нас на борт. А потом был горячий кофе…
В гостиницу мы попали в 1 час ночи. А с утра отправились в Кремль – Соловецкий монастырь. Теперь здесь снова живут монахи, но их немного, и сил хватает только на то, чтобы освятить алтарные пространства в многочисленных храмах – посреди разрухи, разгрома. Следы СЛОНа – Соловецкого лагеря особого назначения – постепенно уничтожаются. Да уже практически уничтожены.
Мы почти случайно набрели на место, где томились в заключении католические священники в самый трудный для них период на Центральном, когда их поместили вместе с уголовниками в 13-ю роту. Это Савватиевский придел. Мы помолились. Потом пошли в музей. Мы шли вдоль стендов, заполненных фотографиями узников, и искали «своих». Татьяна Шумова нашла двух родственниц. Постояли мы и у портретов экзарха Федорова и Юлии Данзас. А больше никого не нашли. Когда я спросила у Ю. Бродского, почему, он ответил, что здесь музей, в котором должно быть интересно всем, а что мы знаем такого о «своих», что стоило бы рассказать другим? А я с горечью подумала: «А что мы вообще о них знаем, кроме имени, фамилии, места служения…» Может ли существовать почитание без знания?..
После обеда прошли к бывшему административному зданию, перед которым когда-то было решено вымостить площадь булыжниками, для доставки которых в телеги запрягли епископов всех конфессий, в том числе католика Болеслава Слоскана. Большинство епископов, понятно, были немолоды