немного оттащил разбойника с тропы, воспользовавшись его же верёвкой, тщательно связал, заткнул рот и словно неумолимый рок бесшумно двинулся к первому наблюдателю. Приблизившись вплотную, к лежащему на животе разбойнику, он слегка наклонился над ним и негромко спросил:
– Ну и чем мы так сильно интересуемся?
Хасан вздрогнул от неожиданности, слегка развернулся в сторону говорившего, увидел стоящего над ним воина и завертел глазами в поисках выхода, а его правая рука инстинктивно потянулась к кинжалу.
– Даже не думай! – спокойно произнёс мамлюк, обнажая меч, – если ты ещё раз пошевелишь хоть одним членом своего тела, будь это даже волос на твоей голове, то умрёшь быстрее, чем гаснет, падающая с неба звезда.
– Да, что вы, добрый господин! Я ничего такого и не думал… Ничем не хотел навредить вам… Понимаете, я просто отстал от своего каравана, остался совсем один и увидев лагерь, пытался убедится, что в оазисе добрые люди, а не шайка разбойников, – быстро затараторил Хасан.
– Ну и как, убедился?
– Да, да! Я вижу, что в лагере мирный караван, а люди – правоверные мусульмане.
– Так говоришь, что в одиночку отстал от своего каравана?
– Так точно, господин! Один, я остался совсем один: без воды, без еды…
– И давно ты так?
– Третьи сутки пошли, добрый господин!
– А по тебе не скажешь, что ты голодал. И фляга у тебя на поясе говорит о том, что вода у тебя все-таки есть.
– Простите, добрый господин. Я просто очень берёг воду. Да и осталось всего пару глотков.
– Можешь, спокойно напиться, источник рядом. Пей, я тебе говорю, – тоном, не терпящим возражений, приказал Булат.
Глаза разбойника снова забегали, но деваться было некуда: он снял фляжку с пояса и сделал несколько больших глотков. Булат забрал у Хасана сосуд, чтобы определиться с количеством содержимого, и заметил:
– А ведь вода ещё осталась?
– Я очень её берёг, добрый господин! – продолжал врать разбойник.
– Скажи мне своё имя, страдалец! – как бы, проникаясь к нему сочувствием, попросил Булат.
– Талиб! Меня зовут Талиб, мой господин!
– Талиб говоришь? – переспросил ассасин.
– Точно так, господин!
– Ответь мне тогда, Талиб: того увальня, которого ты называл Акбаром и который тебя величал Хасаном, ты, что за человека не считаешь? Может это твой вьючный ослик или верный конь?
– Акбар? Какой Акбар? – заёрзал в мыслях Хасан, тем не менее, стараясь оставаться неподвижным, как ему велели.
– Да, «брат» твой – Акбар, который валяется связанным, метрах в пятнадцати отсюда, рядом с тропой к святилищу.
Хасан полностью сник и со стороны казался подавленным окончательно. Он попытался, что-то ответить, но в итоге просто пару раз шлёпнул губами, не произнеся ни слова. Всё это время он пытался «заговорить