он. – Хорошо, что я три бутылки заначил.
И достал их из стенного шкафа.
Марго засмеялась и принялась за еду.
– Ты не очень воображай. Между прочим, ты сегодня спишь на раскладушке. С твоими милыми сыновьями…
– Прекрасно, оставайтесь, Саша. Мне все равно сидеть, у меня чертежей охапка.
– Вкусно! Никитина, дурочка, возьми у меня кусочек… Ему-то что – бумагу пачкать, а нам с Никитиной с утра на производстве вкалывать… Знал бы кто-нибудь, до чего неохота!
– Если бы Маргоша была той самой обезьяной, мы бы прыгали по деревьям по сей день, – сказал Скобкин. – У нее на труд своя точка зрения.
– И что? По крайней мере, жила бы в свое удовольствие. Это ты произошел от обезьяны. А я – от коровы… О, еще один явился. Тоже от обезьяны… Нет, ты только глянь, Никитина, это же одно лицо со Скобкиным. Смотреть тошно… Чего тебе, зануда?
– А я не к тебе. Па, все равно не сходится.
– Проверь. Должно сойтись.
– Ну проверял уже.
– Ты хочешь, чтобы я за тебя решил?
– А ну вас! – сказала Саша, вставая. – Идем, Витька, покажи, что у тебя там не сходится…
Марго с аппетитом обсасывала косточки.
– Скобкин, зачем ты мучаешь ребенка? Ты садист. Ты хочешь, чтобы он стал отличником и попал в сумасшедший дом?
Он оглянулся на дверь и вопросительно посмотрел на Марго.
– Еще не знаю, – шепотом сказала она.
Скобкин покачал головой.
– Было бы хорошо – у нас бы не ночевала, – добавила Марго.
– Вот и все, – сказала, возвращаясь, Саша.
– Где он там напортачил?
– Секрет…
– И в кого ты положительная такая? – проворчала Марго. – Тебе бы со Скобкиным жить. Не семья, а Доска почета.
– Я не против, – сказал Скобкин.
– Я знаю, ты рад меня спихнуть. Не выйдет. И напрасно ты думаешь, что она – такой подарок…
Скобкин улыбнулся:
– А кого в цеху больше любят? Тебя или Сашу?
– Конечно меня. – Марго пожала плечами.
– Ну да?
– Правда, – кивнула Саша, усмехаясь.
– Я же баба как баба, а она с придурью. Она же у нас борец. Пенсионер, исполняющий обязанности комсомольца… Вот если путевка кому-нибудь не досталась – тут Никитина вне конкуренции. Тут вдруг ее любят – жуть прямо! Пока она эту путевку из фабкома в зубах принесет… Бобков наш только ее увидит в коридоре – и валидол под язык…
Они смеялись, а Марго продолжала невозмутимо:
– Ей же Шишкина сказала как-то… Это мотальщица у меня, Шишкина Тамарка, оторва знаменитая. И чего вы лезете, говорит, Александра Андревна? Мне бы вашу внешность – я бы безо всякого диплома в “Чайке” ездила и обедала в “Европейской”…
Из комнаты послышался громкий рев. Скобкин сразу убежал.
– Неужели ты не боишься? – пристыдила Саша.
Марго слушала, а когда плач прекратился, спросила:
– Чего?
– Что он там голову себе разобьет.
– Он хотел – я нарожала, – сказала Марго. – Оставьте меня в покое…
Ночник над