оптом, передав его вобизорную[119] часть вирусам, населяющим государство.
Закончив осмысление диалога, Сократ запевает:
– На зеленом сукне казино, что Российской империей называлось еще вчера, проливается кровь, как когда-то вино…
Диоген подхватывает:
– Го-спо-да, ставки сделаны! Го-спо-да, ставки сделаны![120] Сократ, обрывая песню:
– Диоген, историческая рулетка – азартнейшая игра человечества! И ставками в ней служат – еще при жизни – ад и рай.
Диоген, вынимая из-под халата бутыль древнегреческого вина:
– «Ад и рай – не круги во дворце мирозданья, ад и рай – это две половины души».
Сократ (вынимая из кармана халата глиняные пиалы):
– «Вселенная сулит не вечность нам, а крах. Грех упустить любовь и чашу на пирах!»[121].
В этот момент раздается грохот входной двери, и трибуну формирующегося лидерства захватывает рогатый незнакомец в черном, с пробитым верхом, котелке, из которого торчит рог.
– «Единорог!» – мелькает у меня первая ошибочная мысль.
Выхватив у растерявшегося Сократа микрофон, незнакомец безапелляционно заявляет:
– Ну, раз уж вы заговорили здесь про ад, у меня возник закономерный вопрос: а где храмы, посвященные Дьяволу?.. Имейте совесть, господа! Где скопление храмов, учитывая количество грешников, посвященных владыке подземелья, в которых можно было бы попросить о снисхождении к попавшим в его царство отцам, дедам, прадедам и всей остальной грешной родне, а заодно и к героям прошедших и приближающихся войн, которых теперь жарит, парит, томит и фарширует шеф-повар главной катакомбы мира.
Я открываю от изумления рот:
– Ха це хую?[122] – вылетает из него.
Но самозванец продолжает гнуть свою линию:
– Какой смысл ходить молиться в церковь за ту часть родственников и друзей, что релаксируют в раю? Вы бы еще помолились за арабских шейхов, на которых свалилась такая громадина американской «полиграфии», что они теперь не знают, куда ее девать и во что трансформировать, – в отличие от шейха вашего, на которого американских «фантов» обрушилось еще больше! А? – обращается ко мне пришелец.
– Ага, – соглашаюсь я с его доводами.
– Знаешь, сколько за последние тринадцать лет в вашу страну притекло нефтегазодолларов?
– Много, – предполагаю я.
– Не много, а больше, чем за весь двадцатый век в Союз Советских Социалистических Республик!
– Да ну? – раздуваюсь я от удивления.
– А знаешь, откуда вы качаете эти нефтедоллары? – приближает он ко мне харю.
– Откуда?
– Из-под земли!
– Верно, – соглашаюсь я, ругая себя за несообразительность.
– А бачишь, чьи кладовые там находятся? – переходит он на шепот.
– Где? – ухожу я в несознанку.
– Под землей!
– Догадываюсь… – отвечаю я упавшим голосом.
– Теперь ты понимаешь, кого вы